– Признал, стало быть, – спокойно, как-то даже миролюбиво ответил бородач. – Верно говоришь. Я и есть леший. Хозяин тутошний. Здорово живете, станичники!

– Чего тебе надо, мил человек? – и, не дожидаясь ответа, Митрич чуть приподнял оружие. – Шел бы своей дорогой.

– А тут, милок, всякая дорога моя, – ровным голосом проговорил незнакомец. – Как скажу – так и будет. А скажу я так: дальше до Красноярска пешочком вы, мужики, пойдете. Телеги ваши с лошадками тута останутся.

Уже глубоко в душе понимая, что происходит, старшой обоза все-таки надеялся, что ошибается и все это – глупая шутка. Ни он, ни трое остальных сопровождающих, которые тоже взялись за оружие, не обратили внимания, как с появлением таежного незнакомца рыжий иностранец скинул с плеча ремень холщовой сумки, с которой не расставался ни на минуту, крепче прижал ее к груди. И пододвинулся к самому краю телеги.

– Ты дурных грибов в тайге наелся, борода, али как? – проговорил Митрич, повышая голос и давая тем самым понять своим товарищам, что опасность – вот она, рядом совсем. – Может, с тобой по-свойски поговорить?

– Грозный ты, паря, не по чину, – незнакомец медленно вынул руки из-за спины. – А здесь тайга. – В руках ничего не было. – С виду – мужик, а винтарь – как у легавого…

Больше Митрич решил не мешкать. Прав борода, кругом и впрямь тайга. Каждый сам за себя. Уже не видя смысла в дальнейших препирательствах, старшой обоза вскинул карабин.

Но на долю секунды раньше коротышка, продолжая держать пустые руки перед собой, длинно и резко свистнул, чуть прикусив нижнюю губу и приподняв верхнюю.

От этого звука лошадь дернулась, вместе с нею – телега, о край которой уперся Митрич. Потеряв на какое-то время равновесие, он взмахнул руками, пытаясь выровняться. И в это самое время, дождавшись сигнала, из-за деревьев откуда-то слева грохнул одинокий выстрел.

Пуля свалила возницу, сидевшего на первой телеге. Тот, успев по примеру Митрича схватиться за оружие, не управился даже приготовиться к бою: вскрикнув и согнувшись, повалился на землю. Сразу же грянул второй выстрел, теперь уже – с правой стороны, и прицельно посланная пуля разворотила голову охраннику, таки успевшему соскочить со второй телеги. Возница с криком завалился на мешки. Рыжий медленно сполз на землю.

– Не лапать железки! – чуть громче, но так же спокойно молвил бородач.

Митрич, понимая, что крепко влип, покорно бросил карабин, поднял руки вверх, на уровень плеч.

Тем временем с обеих сторон на дорогу из-за деревьев вышли вооруженные люди. Мужчин было шестеро, считая бородатого коротышку. Чуть впереди остальных шагал моложавый, крепко сбитый мужик с виду чуть старше тридцати лет. В отличие от остальных, он держал оружие, винтовочный обрез, в опущенной руке. Подойдя к первой телеге, потрепал лошадь по загривку, успокаивая испуганное выстрелами животное, а потом театральным жестом вскинул обрез, поднимая дулом козырек картуза и сдвигая сам картуз со лба на макушку.

Лишь взглянув на Митрича, даже подмигнув ему, мужчина переместился влево, присел на корточки возле застреленного возницы. Еще наклонившись, внимательно оглядел входное отверстие, поднял голову, сказал стоявшему по ту сторону телеги товарищу:

– Ишь ты, Щербатый, как белку прямо!

– Человек, Федя, не белка – попасть легче! – хохотнул тот, обнажая при этом щербатый рот.

Выпрямившись, Федор подхватил карабин убитого, легко перебросил его Щербатому. Тот поймал. Тут же перекинул стоящему рядом парню с изуродованным от рождения лицом: левая ноздря была заметно больше правой. Сам же нос при этом напоминал по виду кабаний пятачок. Этот повесил трофей себе на плечо.