В горле пересохло. Куда деваются слова, когда они так нужны? У нее их накопились тысячи, они только и ждали момента, чтобы сорваться с губ, а тут вдруг суматошно забились в тень.

– Я все думал, позвоните ли вы снова, – признался он.

– Правда? Вы знали, что я так сделаю? – до этого вечера она об этом даже не думала. Откуда ему было знать?

– Скорее, размышлял о вероятности.

Оба снова умолкли. В конце концов, это ведь она позвонила ему, чтобы поговорить, но вот беда – на ум ничего не приходило.

Да и ему, очевидно, нечего было ей сказать.

Так она и поняла, что совершила ужасную ошибку. Ее слова звенели гвоздями, падающими на бетон. Ничего общего с тем милым, откровенным разговором по душам, который она себе представляла. Неподходящая ситуация, чтобы излить свою душу и исцелиться.

«Ох, Анна. Что же ты наделала? Самое время извиниться за беспокойство и положить трубку. Для непонятливых: ты обманываешься собственными фантазиями».

С прозрением она ощутила ужасное чувство потери. Однако оставалась одна вещь, которую ей необходимо было выяснить, прежде чем отнять трубку от уха и завершить вызов.

– Тогда, прежде, когда мы разговаривали… как вы узнали?

– Узнал о чем?

– Про срыв… про держать все в себе, а потом… просто… – она сделала движение рукой, резко раскрыв сомкнутые в кулак пальцы, и поняла, что снова творит какую-то бессмыслицу. Отлично, Анна. Надо было вешать трубку вовремя. Судя по тишине на том конце провода, она предположила, что он думал о том же.

Послышался протяжный и громкий выдох:

– Я просто знаю.

Этого было достаточно, этих трех слов. Он сказал все, что нужно было сказать, выдал ответ, который она от него ждала.

Он это понял.

Не потому, что кто-то ему сказал, а потому, что он тоже через это прошел. Анна подавила всхлип.

– С-спасибо, – пролепетала она, и по щекам устремились горячие дорожки слез.

Снова наступила тишина, только на этот раз в ней чувствовалось тепло. Доверие. Угадывалось приглашение, разрешение. Анна разрыдалась. Задыхаясь от слез, она совсем потеряла ощущение пространства и времени.

Наконец она села, при этом одеяло сползло с ее лица, потянулась к коробочке салфеток на прикроватном столике и высморкалась – не самый скромный или женственный звук.

– Простите, – снова прошептала она, не вполне отдавая себе отчет, извиняется она только за хлюпающий нос или свои рыдания вообще.

– Вы не нашли Спенсера? – поинтересовался он.

Анна непонимающе нахмурилась:

– Что?

– Вы злились на него за то, что он вас оставил.

Теперь она вспомнила. Как она звонила в прошлый раз и лепетала всякую чушь. Боже… какой же дурой она себя выставила. Он заслуживал хоть какого-то разъяснения.

– Я… я… Он не вернется. Теперь я это знаю.

На другом конце линии послышался легкий выдох – нет, это был не вздох, но все же признак участия.

– Вам без него лучше?

Уголок ее рта приподнялся в кривом подобии улыбки. Конечно, он был неправ, ведь Спенсер оставил ее не по своей воле, и все же ей понравилось, как этот человек построил свою фразу; он не заявлял, что ей было лучше, а интересовался ее мнением.

– Нет, – признала она, – мне совсем не лучше без него.

Снова выдох… или вздох… Что бы то ни было, он все понял.

– Так больно будет всегда? – спросила она.

– Вероятно.

Она чуть не рассмеялась. Боже, как приятно слышать в ответ не какие-нибудь банальности или народные мудрости.

– Он умер, – мягко сказала она, еще не до конца уверенная, готова ли она поделиться своей историей, пока не произнесла этих слов. – Ему было тридцать один, и он умер.

– И вы все равно звонили ему, – озадаченно констатировал он.

– Да. Глупо, не правда ли? Надеяться поговорить с тем, кто больше никогда не сможет выслушать, никогда не ответит.