– На инвалидной коляске, – продолжила она. – Худая как щепка. Это твоя новая подружка? Вместо Шарлотты?

– Это моя подруга, а не подружка, – поправил Андрес. – Арлетт. Она выросла в тюрьме и не видела абсолютно ничего. Я обещал, что покажу ей весь мир.

– Она ждёт в коридоре, хочет тебя увидеть. Позвать?

Андрес кивнул, и Лилия отошла к входной двери в палату. Там она нашла глазами кого-то в коридоре и махнула головой.

– Сейчас подойдёт, – сказала она, присаживаясь обратно на постель. – Точнее, подъедет. По ней не скажешь, что всю жизнь провела в тюрьме, тысячу языков знает и ведёт себя манерно. Как аристократ.

– У неё был телефон и куча свободного времени.

– Тебе бы стоило задуматься о ней, как о подружке, я серьёзно. Хватит выбирать стерв вроде Шарлотты.

– Что? – удивился Андрес. Арлетт была ему симпатична, и слова Лилии мягким потоком тронули его душу. Он снова почувствовал вкус жизни.

Через секунду двери распахнулись, оборвав Лилию на полуслове. На инвалидной коляске в палату въехала Арлетт с таким весёлым лицом, словно сегодня был день её рождения. В каком-то смысле так и было: за двадцать два года она впервые имела возможность отправиться куда захочет.

На ней до сих пор были фланелевая рубашка на десять размеров больше и старые джинсы, протёртые в нескольких местах. Она не стала их менять на приличную одежду: они достались ей от Кахтана – приёмного отца, которого она вряд ли увидит снова.

Её лицо пересекал розовый шрам, заставивший бы другого человека стесняться своей внешности. Но Арлетт родилась в тюрьме и, кажется, совсем не знала, что можно комплексовать по таким пустякам. При взгляде на её лицо, Андрес невольно улыбнулся. Она была из тех людей, кто транслирует своё настроение всем окружающим.

Сегодня она убрала волосы в хвост, свисающий до левого плеча. Только человек, у которого нет развлечений, кроме телефона, умеет делать себе такие причёски.

– Я знала, что ты поправишься! – воскликнула она с ужасным акцентом. – Ты мне сразу показался слишком стойким, чтобы поддаться какой-то болезни. Как ты себя чувствуешь? У меня груз с призрака свалился.

В тюрьме Арлетт хвасталась, что знает восемнадцать языков. Каждый из них она выучила через приложение на телефоне, поэтому на всех кроме арабского она говорила с акцентом, от которого барабанные перепонки готовы были взорваться. В дополнение к этому она путала слова.

– Правильно говорить с души, – поправил Андрес. – Как тебе свобода? Легче дышится?

– Однажды меня возили в больницу, это был маленький городок на востоке, две тысячи жителей, не больше. Тогда он показался мне таким огромным. Теперь же я понимаю, насколько ошибалась. Ни одна видеозапись в «Пангее» не передаёт ощущения от нахождения здесь. Только шумно слишком. Птиц не слышно.

– Слышно, когда подлетают достаточно близко, – возразила Лилия. – Но, если захочешь послушать пение, гораздо легче включить плейлист на «Ювебе».

Беспрерывный шум тысяч дронов проникал сквозь окна. Жители Гибралтара научились игнорировать этот звук, и только приезжие обращали на него внимание.

– Спасибо, что вытащил меня из тюрьмы, – сказала Арлетт, и её глаза засветились. Она сверлила Андреса взглядом, проникающим прямо в душу. – Если бы ты не попал туда, я никогда бы не выбралась. Я очень тебе благодарна.

От девушки исходило тепло и обаяние, она как батарейка напитывала воздух вокруг себя энергией. Рядом с ней Андрес чувствовал себя намного лучше. Ему хотелось дотронуться до неё, чтобы немного подзарядиться. Это чувство он не испытывал уже очень давно.

Дни в тюрьме проходили слишком сложно, чтобы Андрес задумался о своей новой подруге как о паре. Она обладала намного более мягким характером, чем последняя подружка Андреса – Шарлотта. Та была настоящей стервой, которую ненавидели все, кроме него. Арлетт выступала полной противоположностью: она была доброй, открытой и понимающей. Все, с кем он встречался, были красивыми, но эмоционально незрелыми и жёсткими.