– Разное, это чего? – продолжал расспрашивать Матвей. – Вот я после войны в одной артели работал, так мы коромысла там делали, дуги гнули, полозья к саням.

Юрий глянул на тестя, чуть заметно усмехнулся:

– А вы с какой целью интересуетесь?

– Как это? – не понял Матвей. – Какая тут ещё цель? Ты ж вроде как не чужой. Нешто это секрет какой, чтоб друг от дружки таиться? Ну не хочешь, так не говори, – старик пожал плечами, – я не неволю…

– Да нет, не секрет, – зять примирительно улыбнулся. – Ладно, расскажу, раз интересно. Вы же в курсе, что я на обувной фабрике работаю?

Матвей кивнул:

– В курсе.

– Ну вот. Ботинки, туфли, сапоги делаем, мужские и женские, даже детский ассортимент есть. Продукция у нас хорошая, спросом пользуется, а цены мизерные, толком не заработаешь, потому как государство наше разлюбезное не разрешает наценку выше установленной нормы делать. Ну вот мы и сделали при фабрике кооператив. Как вы говорите, под тип артели, только всё же это маленько другое. Это уже несколько лет разрешено, так сказать, для развития частного предпринимательства.

– Так чего вы там делаете-то? Тоже ботинки шьёте? – спросил старик.

– Да нет… – продолжал зять. – Мы, то есть кооператив, выкупаем продукцию у фабрики по их ценам, – не всю, конечно, а две трети, примерно, или три четверти, по‑разному бывает – а потом мелочь какую-нибудь от себя добавляем и продаем уже как свою, подороже. В два, а то и в два с половиной раза. По закону получается, что это как бы уже наша продукция, кооперативная, а не фабричная. Вот и всё. А мы – кооператив, как частное предприятие, можем ставить любые цены, какие пожелаем, тут государство нам не указ. – Юрий широко улыбнулся, глядя на тестя, в расчете, что тот оценит всю простоту и гениальность такой схемы.

– А какую мелочь-то добавляете, что цена у вас потом в два раза больше делается? – не понял старик.

– Ну… хлястик какой-нибудь, пряжку можем пришить, заклёпку поставить.

– Постой, так это как? – Матвей развел руками. – И берут? Ботинки-то ваши? В два-то раза дороже?

– Ой, пап, – вмешалась в разговор Наталья, – сейчас же дефицит везде, обуви нормальной в магазинах нету. Берут, конечно! Юра же сказал, что у них обувь очень хорошая. С руками и ногами отрывают.

Матвей покачал головой, словно что-то соображая, хмыкнул:

– Так, может, потому и нету в магазинах, что он вот, – дед кивнул на зятя, – все ботинки-то задарма себе забирает. А потом хлястики к ним пришивает. Так что же, и милиция вас не трогает? Это же спекуляция форменная получается.

– Не-не, – Юрий ухмыльнулся и помахал толстым пальцем, – у нас всё чётко, всё по закону.

– По закону… А ежели по совести?

– А что «по совести»? Милиция совестью не занимается. Тем более, мы фабрике всю денюжку до копейки платим, а потом уже, что хотим, то с товаром и делаем. Это абсолютно легально, всё разрешено, мы никого не обманываем.

– И что, и директор не против? Фабрики-то. Он-то почему вам всё отдаёт, а не в магазины?

– Пап, так директор у них сам этот кооператив и придумал, – засмеялась Наталья.

– Во как! – удивлённо расширил глаза Матвей. – Интересно… Ну ладно, а деньги-то вы потом хоть между всеми поровну делите? И работягам тоже?

Зять ухмыльнулся:

– А работяги-то тут при чём? Они на фабрике свою зарплату получают. Государственную. А кооператив – это кооператив. Нас там всего пять человек.

– Пап, ты, прям, как маленький. Сейчас же всё совсем по-другому, время такое.

– Тьфу ты, опять время у неё… – пробормотал Матвей, нахмурившись. – Когда оно стало-то у вас таким, а?

– Что именно? – не понял Юрий.

– Время-то, говорю, когда такое у вас стало, что вот такие выкрутасы делать можно, да ещё и по закону?