– Ну давай это. Короче.

Вирус открыл бардачок, там лежали три колоды карт, все распечатанные.

– Выбирай любую, – предложил он Жоре.

Жора внимательно изучил «рубашки», пощупал, глянул на свет, ничего не увидел. Взял наугад первую попавшуюся.

Они с Вирусом сделали по глотку из горлышка и сели играть. Остальные молча уставились на них.

Сдавать выпало Вирусу. Он перетасовал карты «книжкой», потом «внахлест», «баяном», наконец протянул Жоре:

– Режь.

Жора срезал. Вирус швырнул ему десятку, потом еще одну. Всего двадцать. Жора даже не удивился, он с самого начала чувствовал, что так и будет.

– Себе, Вирус.

Он решил, что завтра утром. нет, прямо сегодня вечером – позвонит Рощину домой и назначит встречу на два часа дня. Отдаст деньги – и все. Он свободен. Новая жизнь.

– Ахтунг, ахтунг, – проблеял Гоша Липкин.

Вирус взял верхнюю карту, перевернул. Валет.

Вторая карта. Король.

Назаров громко рыгнул над самым Жориным ухом. Жора даже не пошевелился.

Третья – дама. Затем король. Еще король. И еще. Три короля подряд.

– Двадцать одно, – сказал Вирус, улыбаясь марсианской улыбкой и раскладывая свои карты рядком. – А у тебя?

Жора бросил две десятки на траву.

– Покажи остальную колоду, – прохрипел он.

Зебра отвернулся и тоненько засвистел.

– Впадлу, – сказал он. – Так и обидеться недолго.

– Я тебя еще обижу, – успокоил его Жора. – Показывай колоду, Вирус.

– Ахтунг, ахтунг, – сказал Гоша Липкин, бросая в сторону Назарова выразительный взгляд. Жоре было не до них. Он смотрел на Вируса.

Вирус собрал колоду, аккуратно перетасовал, разровнял края, затем положил рядом с собой и спокойно сказал:

– В общем, сделаем так, Жорик. Сыграем с тобой еще в одну игру. Если с картинками что-то окажется не в порядке, если ты обнаружишь там пол-колоды королей или что-то в этом роде – ты садишься в эту машину и едешь домой, машина твоя. А мы пойдем на озеро пешочком. Ну а если вдруг окажется наоборот.

Вирус поднял глаза. Глаза были красные, почти без белков.

– …то я тебя убью, Жорик. И закопаю вот под этой сваей.

Зебра продолжал насвистывать в небо. Пилот лопал бутерброды один за другим. Жора молча взял колоду и стал раскладывать на кучки. Руки одеревенели. Десятки отдельно, шестерки отдельно, так. Спокойно. Дамы, дамы, тузы. Вдруг Липкин заорал как резаный:

– Играть научись сначала, лапоть!..

Он резким движением вырвал колоду из Жориных рук и швырнул в костер.

Секунды две или три Жора тупо смотрел, как пузырится декольтированное платье на пиковой даме, как обугливаются розовые пухлые щеки и вянет букет в тонких руках. Потом увидел Гошу – тот все еще продолжал что-то пьяно выкрикивать, – схватил его за ворот рубашки, встряхнул несколько раз. Врезал.

Липкин свалился, как подрубленное дерево, опрокинулся в костер, подняв тучу искр и пепла. Жора наклонился, поставил его на ноги, снова встряхнул – и снова врезал. Прежде чем Гоша успел во второй раз приложиться лопатками к тлеющим углям, какая-то хреновина на короткое мгновение мелькнула перед Жориными глазами. Вспышка. Жора вдруг оказался на капоте машины в позе «милый, я твоя», перед ним стоял Назаров с бешеной помидорной рожей, в руке он держал бутылку с этикеткой «Попов». На этикетке была кровь.

Зебра на заднем плане вытягивал из джинсов кожаный ремень с массивной пряжкой «501» и не спеша наматывал его на кулак.

Пилот сидел, сложив по-турецки ноги, доедал последний бутер. Он вытирал о штаны широкий складной нож.

– Значит, такая игра? – выдавил Жора. Передний зуб шатался. Из разбитого носа затекало что-то теплое и кислое. – Ну давай, скоты. Давай. Поиграем.