– Привет, Володя, привет… – Жаботинский протянул гостю руку. – Очень рад тебя видеть!

– Спасибо, взаимно!

– Присаживайся. Я рад, что ты нашел время заехать.

Рядом с кроватью стоял пустой венский стул, предназначенный, очевидно, для посетителей.

– Да какие тут могут быть разговоры, Борис Аркадьевич!

Несколько долгих секунд Жаботинский смотрел в глаза гостю:

– Что, прямо так плохо?

– Да нет…

Наверное, следовало сказать хозяину что-то бодрое и утешительное. Однако врать было неловко, да и не хотелось. Уже на памяти Владимира Александровича ушли из жизни достойнейшие люди и прекрасные писатели – Борис Натанович Стругацкий, Вадим Шефнер, Виктор Конецкий, Станислав Родионов, Даниил Аль, ушла хорошая и светлая Татьяна Окунева…

– Как же вы работаете адвокатом, Володя? Вы совершенно не умеете врать людям.

– Ну, это смотря каким людям.

– Представляете, разве не странно? Когда врачи поставили диагноз, я на какое-то время даже обрадовался, что похудею. И мне опять станут впору любимые вещи, которые оказались когда-то малы… – Борис Аркадьевич немного приподнялся на подушке. – Огорчало только, что это продлится недолго. Зато теперь я точно понял, что к собственному здоровью надо относиться с уважением, но без подобострастия. Не надо перед ним заискивать, не надо подкупать его диетами и обещаниями…

Интересно, подумалось Виноградову, отчего так заметно и часто умирают хорошие люди?

А различные бездари и подонки, как правило, счастливо доживают до больших юбилеев. Хотя, в сущности, доживают не так уж и счастливо. Потому что все время следят друг за другом, постоянно считают чужие награды и премии, которые сами не получили, но непременно должны были получить…

– Ой, спасибо, красавица! Вот сюда… давайте-ка…

Через порог переступила Юлия Эдуардовна с подносом, на котором едва поместились три чашки, заварочный чайник, пузатая сахарница и печенье.

– Прошу прощения… помочь?

– Да ничего, сидите, не вставайте!

Аккуратно и быстро распределив между Жаботинским и гостем все необходимое для чаепития, Юлия Эдуардовна присела к письменному столу:

– Я не помешаю?

– Обижаете, Юлия… как вам не стыдно!

В изголовье кровати лежал томик Бунина, и разговор как-то сам собой завязался по поводу его «Окаянных дней». Характер у нобелевского лауреата был отвратительный. О писателях вообще и о русских писателях в частности отзывался он с пренебрежением и без какой-либо симпатии, признавая за некоторыми из них, впрочем, некоторое право на существование в литературе.

От кровавых событий Гражданской войны Владимир Александрович с хозяином перешли, по традиции, к обсуждению политических новостей.

– Ох, Борис Аркадьевич, вижу, не любите вы нашу нынешнюю страну… – с улыбкой покачал головой Виноградов в ответ на резкие и точные оценки собеседника.

– Наверное, потому, что я слишком любил страну ушедшую… – вздохнув, признался самому себе писатель Жаботинский, которого во времена Советского Союза считали бунтарем и вольнодумцем. – Страну своей молодости. Страну своих надежд…

Борис Аркадьевич поставил чашку:

– Ну, Володя, рассказывайте, что у нас нового, в нашем писательском мире?

– Вам должно быть виднее. – Отвечая хозяину, Виноградов достаточно выразительно перевел взгляд на женщину за письменным столом. – Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – подтвердила Юлия Эдуардовна.

– Да, пожалуй… – кивнул Жаботинский. – Вы уже посмотрели список книг, которые были изданы в этом году на бюджетные деньги?

– Только то, что раскопали журналисты.

– Как вы думаете, почему там практически нет популярных, успешных писателей?

– Интриги и жадность?