– Это не у нас вши, а мы у них!

И это было правдой. Они доставляют нам настоящие, просто невероятные муки, особенно по ночам. Мы лежим тесно сгрудившись, много потеем, и такая температура как раз подходит этим мелким домашним животным. Вши бегали по нас и кусали: мы чувствовали укусы и пытались поймать насекомых, потом расчесывали пострадавшие места и, начав чесаться, уже не могли остановиться. Зуд страшный! Поэтому мы постоянно ощущали себя уставшими как собаки: ведь, помимо всего прочего, рядом ожидал ваш товарищ, когда пройдет ваше время для сна и наступят его два часа, и он займет ваше общее спальное место.

Три дня назад мы вчетвером попытались найти более подходящее место для ночлега. Но наша попытка бездарно провалилась. Мы поднялись на чердак и попытались устроить там что-то вроде палатки из кусков брезента и одеял. Но степной ветер свирепо гулял между балками, и наша «палатка» не была для него серьезным препятствием. Вскоре мы очень сожалели о своей попытке, разобрали наше сооружение и попытались вернуться в общее помещение, но у нас ничего не вышло, так как внутри уже не было места. Якоб торжественно провозгласил:

– Лучше уж вонь в тепле, чем смерть от холода!

Казалось, что снова что-то должно было произойти. Мы уже больше часа стояли с вещами перед бараками. Все говорило о том, что нас снова куда-то отправляют. Но куда? Пара каких-то умников убеждала всех, что мы пойдем обратно в Сталинград. Я не мог в это поверить. Почему в Сталинград, ведь город был полностью разрушен. Значит, мы идем не туда. Что ж, скоро мы все узнаем. Туда-сюда бегали конвоиры, доставали из мешков затвердевшие буханки хлеба. Из других бараков и землянок выходили остальные пленные, с которыми нам довелось встретиться раньше, на марше сюда. Насколько я мог видеть, все они были офицерами. Вскоре нас собрали в колонну из примерно 600 человек. Я с удивлением увидел здесь своего последнего командира полковника Рейниша с его адъютантом лейтенантом Бренгденом, а также начальника штаба дивизии подполковника Менцеля. Оказывается, они жили в землянках.

Наконец, колонна начала движение. Благодарение Богу, нам не пришлось возвращаться той же дорогой, значит, нас ведут не в Сталинград! Какое-то время мы шли по замерзшей, покрытой снегом дороге, и вскоре поселок позади нас, из которого мы вышли, исчез из виду.

Охрана была настроена очень недружелюбно. Когда мы подошли к реке, через которую должны были перейти по низкому деревянному мосту, нам не разрешили даже попить. Жажда была настолько сильной, что некоторые даже начали есть снег. Я держал себя в руках, так как знал, что в результате жажда только усилится, не говоря уже о вреде для зубов. Мы с Францем шли рядом. Его состояние внушало мне опасения, и дела у него с желудком были хуже, чем я ожидал. Но вместе мы сумеем справиться с этим. Пока я рядом с ним, я не оставлю его. Я вспомнил о нашем разговоре, когда он попросил меня позаботиться о его сыне, потому что сам не сумеет вернуться домой. Рассердившись на него за то, что он сдался, я выбранил его, но, чтобы успокоить товарища, обещал выполнить то, о чем он просил.

Ночь опустилась на землю внезапно. Мы брели вперед, не отрываясь далеко от того, кто шел первым. Потом остановились. Впереди была землянка, из которой шел свет. Неужели нас разместят здесь? Все понимали, что людям срочно нужен отдых, потому что некоторые из нас очень ослабли. Луна пока не вышла. Это был явно шанс для побега. Я отстал от остальных. Охрана никак не отреагировала. Примерно в 200 метрах от места, где мы остановились, была видна разрушенная избушка. Может быть, там я найду что-нибудь попить? Я пошел туда уже в одиночку, уже не замечая рядом никого из своих товарищей. Только слышались их голоса. За избушкой был небольшой двор. Вокруг как будто никого не было. Может быть, я найду здесь что-нибудь съестное. Я медленно подкрался поближе. Вдруг дверь распахнулась, потом сразу же снова закрылась. На какую-то секунду двор оказался освещенным. Я не шевелился, но меня все равно заметили. Русский солдат обратился ко мне на своем языке. Я не понял его. На немецком я попросил попить. В ответ последовал град непонятных слов, и тон, каким солдат произнес их, говорил о том, что мне следует немедленно проваливать прочь. Я охотно повиновался. Никто не заметил моего отсутствия, и одной пистолетной пули было бы достаточно для того, чтобы моя жизнь тут же закончилась, а я ничего не смог бы сделать. Я отправился прочь от домика, стараясь держаться в темноте, прислушиваясь. Слава богу, толпа пленных все еще находилась на прежнем месте. Я ясно слышал голоса, которые помогали мне найти дорогу назад. Никто и не заметил моего отсутствия. Все притоптывали ногами. Долгое ожидание на холоде – не такая уж приятная вещь. Сначала начинают мерзнуть ноги. Интересно, насколько сегодня холодно? По нашим оценкам, был 30—35-градусный мороз, хотя, к нашему счастью, ветра не было.