Я толкаю дверь и захожу домой.
Сбрасываю оксфорды и не успеваю сделать и шага, как в коридоре возникает Литвинова.
– Привет, – оживленно начинает она, – я тут ужин приготовила, надеюсь, ты не против, что я на кухне похозяйничала?
Не могу разделить ее энтузиазма. Скидываю пиджак и, проходя мимо нее, бросаю:
– Риэлтор звонил?
– А это был риэлтор? – включает дуру. – Ну там какой-то номер названивал. Но я не отвечала. Я просто не беру с незнакомых номеров трубку…
– Мой номер тебе тоже не знаком?
Останавливаюсь в гостиной, упирая руки в бока и запрокидывая голову.
– Прости, на беззвучном стоял. Не слышала, видимо.
Я сдавливаю пальцами переносицу. Качаю головой. Знал же, что пожалею.
– Ясно, – сухо выдыхаю и собираюсь войти в комнату. – В общем, у меня поменялись планы и я должен уехать…
– Демид, сыночка! – доносится возглас мамы из кухни, останавливая меня на полушаге. – А почему ты скрывал от меня такую замечательную новость?
Медленно поворачиваюсь и встречаюсь глазами с матерью, которая держит на руках Марка.
– Как можно было скрывать от бабушки такого золотого мальчонку?! Дя? Дя, мой хороший? – сюсюкает она с ребенком, а я перевожу внимание на Юлю, жалея, что одним взглядом нельзя придушить. – Так завтра же! Завтра же соберемся все вместе! Надо познакомить внучат моих славненьких, да и Юлечка должна увидеться с Лейлочкой, уверена, они найдут общий язык!
– Галина Петровна, ну я же вам говорила, что у нас с Демидом пока все непросто…
– Что еще ты наговорила? – жестко перебиваю ее, впервые чувствуя себя в своей же квартире посторонним.
Глава 14
С того момента как Демид вышел из машины, я полностью погружена в беспокойные мысли. Они кусают меня изнутри. Терзают, превращая в один сплошной оголенный нерв.
Устало качаю головой и прижимаю ладонь ко лбу. Смотрю в никуда. И сил побороть поглотившее меня состояние нет.
Моя жизнь опять похожа на трехмерный кошмар, из которого, как я наивно полагала, мы вроде бы выбрались.
Кошмар, где я каждый день боролась за жизнь дочери.
Каждый гребаный день. До истощения и изнеможения. До рвоты от больничного запаха, того самого, который пропитан смертью…
Пальцы сами собой тянутся к шее, нащупывают кулон, и я сжимаю его, как делаю постоянно, когда нахожусь на грани.