Мы сейчас живем в обществе… которое объединяет 70-летних студентов, 30-летних президентов колледжей, 22-летних мэров городов, 35-летних бабушек, 50-летних пенсионеров, 65-летних отцов детей-дошколят, 60-летних и 30-летних людей, одевающихся в одном стиле, и 85-летних родителей, опекающих своих 65-летних чад… (Neugarten, Hagestad, 1976).
Все это привело к усилению давления на индивида во второй половине жизни. Надежный паттерн жизни разорван, экономические или политические обстоятельства могут угрожать или даже отнимать надежную работу, а нестабильный и подчас кажущийся хаотичным мир вокруг воспринимается как угрожающий нашей личностной идентичности. Эта ситуация беспрецедентна в нашей истории. Вместе с тем происходит заметное изменение в отношении общества к пожилым людям. Будет банальностью сказать, что наша культура – это культура молодости, но следует помнить, что те, кто уже немолоды, чувствуют себя в этой культуре психологически ущемленными.
В последнее время в теоретическом плане мы продвинулись к гораздо более сложному определению процесса старения, и мы больше не думаем о нем в чисто хронологических терминах. Хронологический возраст – это, конечно, полезный маркер, тем не менее мы должны рассматривать старение также и с биологической, физиологической, когнитивной, социоэкономической, культурной и психологической точек зрения.
Тогда как в примитивном обществе жизненный путь индивида определяется обществом, в нашем социуме индивид сам создает свой жизненный путь в пределах устанавливаемых обществом ограничений. Таким образом, природа и распределение во времени главных жизненных ролей включает целый комплекс взаимодействий между выборами индивида и рядом доступных социальных возможностей (там же).
В ряде исследований показано, что большинство пожилых людей более или менее успешно приспосабливаются к своего рода сексуальной бимодальности и начинают жить в согласии с прежде вытеснявшимися аспектами Я и даже получать от них удовольствие.
Мужчины проживают фемининные аспекты своего Я, которые прежде подавлялись в соответствии с их особой родительской задачей, тогда как женщины задействуют свой маскулинный потенциал, прежде вытесненный или проживаемый опосредованно через идентификацию с достижениями и престижем мужа. Так каждый пол ре-утверждает сексуальную бимодальность, ранее разделенную между собственным Я и супругом. Результатом становится нормальная андрогинность позднего возраста.
Мужчины могут становиться более чувственными, зависимыми и эмоциональными; женщины могут становиться успешно настойчивыми (ассертивными), меньше нуждающимися в любви и больше готовыми рисковать потерей любви в попытках проявить твердость. Во многих случаях такой «послеродительский» психологический сдвиг постепенно приводит к проявлению новой чувствительности, новой способности получать удовольствие и новым возможностям самореализации для каждого пола.
В то время как для многих такие изменения в сторону возрастающей андрогинности в зрелом возрасте становятся важными и удовлетворяющими, для некоторых они могут представлять некоторую психологическую проблему. Например, для мужчины, который борется с неуверенностью по поводу перспектив своей дальнейшей работы и вынужден отказаться от долговременных ожиданий, касающихся денег, достижений и т. д., давление конкурентной жены, освободившейся от необходимости заботы о ребенке и домашнего хозяйства, может стать проблемным.
Трудности, возникающие в позднем возрасте в результате таких новых вызовов, оказываются и новыми, и в то же время повторением старых конфликтов. До некоторой степени они являются реактивацией прежних паттернов, имеющих корни в раннем детстве и младенческом возрасте. Детские реакции на значимые фигуры и модели поведения могут на десятилетия подавляться или приостанавливаться сильными защитами только затем, чтобы появиться под влиянием стресса, вызванного новым, фазоспецифическим давлением позднего возраста. У мужчин мы часто видим такие проблемы как депрессия, тревога, сексуальное отыгрывание и девиации, алкоголизм и психосоматические болезни. У женщин присутствуют сходные проблемы в виде депрессии или ипохондрии с ее подчеркнутой важностью «роли больной» как ответом на угрозу изоляции и потери важных фигур. К. Г. Юнг выразил это очень ясно: