Это же замечание относилось и к радиопередачам, во время которых, усевшись на диване и поджав под себя ноги, Евдокимов выпадал из действительности. Передачи начинались словами: «Мой маленький друг, здравствуй, это я, сказочник…» Сказки читал Николай Литвинов, и они до сих пор отзывались в душе Евдокимова немой благодарностью.
Как ни крути, а его детство ничего общего с детством китайской пионерки не имело. Ему бы и в голову не пришло в такое играть. Во-первых, что он строил. Из конструктора собирал подъемный кран, железнодорожный переезд с подымающимся шлагбаумом, из кубиков выкладывал пейзажи, животных, рыб. Во-вторых, о чём он мечтал. Разумеется, о далёких мирах («на пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы»). И если воевал, то с одними фашистами. И в-третьих, он никогда не задумывался о государственном устройстве.
Наблюдая за жизнью взрослых, у него складывалось такое впечатление, что в телевизоре – одно, а дома и на улице – совершенно другое. Ни мать, ни отец, в отличие от телевизора и плакатов, никогда не говорили о «наших священных принципах, которыми мы не можем поступиться». Их «священными принципами» были уважительные отношения к соседям. Можно было свободно прийти к ним посмотреть телевизор, если сломался свой, или попросить соли, или трёшку до получки. И соседи так же по-свойски обращались за чем-нибудь к ним. Все жили как одна большая семья. В юности, правда, дрались стенка на стенку с парнями из соседнего посёлка, но вовсе не из идеологических, а тем более националистических убеждений, как теперь, а оттого что силы девать было некуда и – от зелёной тоски. И то сказать, такая в выходные и праздничные дни наваливалась на тебя тоска! И это понятно: когда в распоряжении бездна свободного от работы или учёбы времени, которое не знаешь, на что убить, что может быть невыносимее?
Но если ты чем-нибудь увлечён или влюблён!..
Лично Евдокимова от всего этого спасла игра в вокально-инструментальном ансамбле, который был создан при местном клубе, и, разумеется, любовь…
Глава третья
Регистрацию начали за два с половиной часа. Кроме китайцев, в Пекин летела солидная группа соотечественников – человек пятьдесят: то ли туристов, то ли деловых людей, и это придало уверенности, всё-таки не одни, свои, если что, в беде не оставят.
Евдокимов приготовил распечатку электронных билетов, но за стойкой на них даже не глянули, провели развёрнутыми паспортами по считывающему устройству и выдали талоны на посадку.
Далее шли секции пограничного контроля.
И вот они уже в зоне беспошлинной торговли: хочешь, спиртное любых марок мира по дешёвке покупай, хочешь, золото или бриллианты, хочешь, парфюмерию – в общем, всё что хочешь и на что хочешь – рубли, доллары, евро. Рублей у них уже не было, а немного долларов в заначке имелось. Они купили коробку шоколадных конфет и по бутылке армянского коньяка и ирландского ликёра (Женя сказала «очень вкусный», и главное, «чуть ли не в два раза дешевле, чем у нас»).
Оказавшись напротив стеклянной стены, открывшей вид на взлётное поле, Евдокимов понял, почему так быстро двигался список табло: несмотря на изморось, самолёты подымались и садились один за другим. Взлетающие мели за собой облака дождевой пыли.
Когда подали их аэробус, Евдокимов не поверил глазам. Это был внушительных размеров «Боинг», с длинными крыльями, под которыми висело всего по одной очень огромной турбине.