– Угу, – кивнула она. Сказать что-то членораздельное не было возможности, потому что газ от шампанского ударил в нос. – Ты говори, говори.

– Даже, когда вспоминаю об этом, мороз по коже. Вот представь… Стоим мы на летном поле и смотрим в безоблачное небо Эритреи, – проговорил Артем, и Ума невольно подняла глаза вверх, а потом посмотрела на рассказчика, – а оно безоблачное, с высокими звездами и полумесяцем, который не как у нас в виде буквы «С» висит, а выглядит как улыбающийся рот, с уголками губ, поднятыми вверх.

– Да, – протянула Ума, – это же почти экватор.

– Точно, пятерка тебе по географии, – согласился Артем, – а потом приехали мы домой, вроде начинает отпускать, но еще немного потрясывает. Я и говорю: «Мужики, давайте-ка жахнем водки».

– А какая там водка? Кактусовая? – поинтересовалась Ума.

– Солнышко, какие кактусы? Это же не Мексика, – Артем снисходительно скосил глаза в ее сторону, – да обыкновенная, русская водка. Какая еще, наши ее и привозили.

– Слушай, а вообще, что вы там пили?

– Да все пили, – едва улыбнулся Артем. – Там есть джин местного розлива, коньяк… Наши ребята так его и называли «когнак», по типу что мы по-английски и этикетку прочесть не можем. Вообще-то недостатка в алкогольных напитках там не было: и пиво было, и вино из Южной Африки. Недорогое, каких-то пять, как мне помнится, баксов за бутылку. Или в пакетах. Но качество тоже достойное, и в бутылках, и в пакетах, достойное такое сухое вино.

– Но русская-то водочка по-любому лучше будет, – предположила Ума.

– Но это такой стресс был, Умка, ты себе представить не можешь. Кроме нашей родимой водочки ничто не могло бы с таким справиться.

Он помолчал, припоминая все подробности. Ему показалось, что он снова оказался под палящими лучами африканского солнца, но он невольно содрогнулся от пробежавшего по спине холодка.

– Бррр, – он передернул плечами, стараясь отогнать не очень приятное воспоминание.

– Ну и что все-таки случилось в твоей Эритрее-то?

Артем устало потер глаза. Уме очень нравилось, когда он снимал очки. Он на считанные доли секунды становился таким теплым и близким, как будто до этого он отгораживался ото всех стеклами очков, а как только их снимал – становился своим и родным. Тема раздумывал, стоит ли рассказывать ей ту историю. В пересказе всегда терялись эмоции и детали, ситуация теряла драматизм, который ему так хотелось бы передать. Может быть, она посмеется над всеми его волнениями, с каждым рассказом переживаемыми в сотый, а то и в двухсотый раз.

– Началось все с того, что за какие-то два часа до вылета эти африканские товарищи пограничники тихо и корректно останавливают наших мужиков в аэропорту, – быстро проговорив эти слова, Артем сделал паузу, следя за реакцией слушательницы, – и говорят, что данными российскими гражданами был нарушен паспортный режим. Мы сначала подумали, что шутки шутят наши африканские друзья. Поверь, я же специально узнавал, когда наши прилетели, сам уточнял у них, у этих негров, что никаких дополнительных штампов, виз, вообще ничего не надо было получать. Они же мне сами так и сказали, что все документы у наших в полном порядке. А тут, смотрю, все по-взрослому, задерживают наших мужиков на паспортном контроле. Говорят, за такое нарушение собираются отвезти в тюрьму, потом суд, уплата штрафа и только после этого обещают выдать визы и выпустить.

– Я не разбираюсь в этих паспортных режимах, но, судя по твоему рассказу, ситуация была фиговая, – присвистнула Ума.

– Я метнулся в паспортно-визовую службу, те говорят, о’кей, мы выдадим визы, но только для этого нужны квитанции об оплате штрафа, и фотографии. А где, блин, мне в этой пустыне фотографировать пару десятков мужиков в семь вечера, а? Но и это еще не все, – Артем налил себе шампанского. – Эти африканские гады требуют судебное предписание, и только после этого они выдадут нашим продление виз, а так, – ни в какую, мол, нарушили закон, будут отвечать по всей строгости.