Девочка скользнула взглядом на разбросанные у ног бумаги, покачала головой.

Теон повысил голос и шагнул к дочери.

– Семаль. Я предлагал маме перевестись на «Тольду», она отказалась, прекрасно осознавая, что я вынужден буду вмешаться в ее судьбу и просить коллег из ее ведомства присмотреть за ней и обеспечить ей охрану.

– Так вот почему ее держат в секретариате!

Теон прикрыл глаза. Устало вздохнул:

– Да. Пойми, вам нельзя выходить в открытый космос, никто не знает, как близко Филин подошел ко мне сейчас. Мне нужно чуть больше времени, дорогая, – он подошел в дочери, протянул к ней руку и положил на плечо. Привлек к себе. Семаль не сопротивлялась, но была словно кукла. – Я все улажу, я над этим работаю. Потерпи немного, умоляю…

Он гладил ее по прямой, будто каменной спине, надеясь растопить лед, которым была скована дочь, шептал обещания, заверения, просьбы. Умолял и призывал к осторожности. Не получив ответа на сказанное, поймал себя на мысли, что заново рассказывает девочке уже озвученные доводы. А та по-прежнему молчит.

Он отстранился, заглянул в глаза дочери – две серебристые бездны. Осторожно позвал:

– Семаль…

Девочка неохотно подняла на него взгляд, с трудом разлепила пересохшие губы:

– Мама была права, что не рассказывала мне о твоем существовании. Без тебя мне было лучше.

Духов часто повторял присказку: «Беда не приходит одна». Теон посмеивался. Его друг-медик с опытом работы в «полях» и боевыми вылетами, латавший раны оперативникам и спецназу и видевший на своем веку такое, что иному и присниться не может, был суеверен и мнителен, а его земные пословицы и поговорки, которые он то и дело ввинчивал в свою речь, иногда доводили церианца до исступления. Вот и сейчас, когда Анатолий, скрестив руки на груди, смотрел на него сверху вниз многозначительным и усталым взглядом из категории «я тебя предупреждал», Теон готов был дать ему затрещину или хотя бы вцепиться в горло. Сдерживался из последних сил. Потому что этот землянин был прав во всем. Опять прав.

Они заперлись в его кабинете после ссоры с Семаль – девочка требовала объяснений, почему к ней не может прилететь ее подруга Тавра и почему ей нельзя прилететь к Тавре. И, что самое главное, увидеться с матерью.

– Что мне ей сказать? – Теон поднял на него глаза.

Тот пожал плечами с видом оскорбленной добродетели.

– Да, да, я помню, ты предупреждал, что это случится… Но что мне теперь делать, а?

Духов вздохнул и, пройдя к дивану, опустился на него, положил руку на подлокотник.

– Ты интересно рассуждаешь, Тиль. Сперва ты городишь околесицу, а потом просишь у меня совета, как выбраться из того комплекса мероприятий, который на моей родной планете красноречиво называется «Жопа».

Теон поморщился. Духов пожал плечами:

– Из песни слов не вычеркнешь… Я до сих пор не понимаю, почему вы не поговорили нормально с Гретой. Почему ты в твоей излюбленной манере всё за всех решил и запер дочь на «Тольде», прекрасно понимая, что девочке нужно общество сверстников, социализация и учеба… И, прости за прямоту, весь этот беспредел исходит от чужого, в сущности, для нее человека.

Теон полоснул его взглядом:

– Спасибо, друг. Дочь как раз мне призналась, что без меня ей было лучше…

Духов развел руками и вздохнул в ответ. Теон сник и опустил голову, стер со лба усталость. Пробормотал едва слышно:

– Я был уверен, что Грета переберется сюда.

– С чего бы это вдруг? У нее без тебя была жизнь, работа. Карьера, в конце концов. Всем этим она не готова была жертвовать четырнадцать лет назад. С чего бы начинать сегодня?