Все дружно кивнули, высказав одобрение. Но это ничего не решило. Ведь древний язык мало кто знал, да и перевод многих символов был не точным… Значит, можно запутаться еще больше, получив новую информацию.

– Читать древние языки – большая наука. Никто не сможет сделать все достоверно, – сказал Дори-Сарк.

– Постой-ка, мой милый братец. В далекой юности я работал с писаниями в одном древнем Храме. С позволения владыки могу попытаться, – проскрипел Овель, медленно поднимаясь со своего места.

Надежды на него было мало. Многие считали, что Овелю пора на покой. Ведь он и так столько сделал для Ордена. Поэтому кто-то лишь усмехнулся, а другие начали перешептываться.

Но Моррус не возражал. Он спокойно отошел к стене, позволив старику подойти. Тот медленно вышел в центр комнаты, шаркая остроносыми башмаками.

Казалось, Овель развалится, как кусок хрупкой породы, брошенный с высоты. Только этого не случилось. Старик попросил Морруса посветить. И владыка применил простенький артефакт, пылающий белым сиянием.

Пучок света коснулся гладкой таблички. Овель открыл глаза, насколько это было возможно, и с минуту стоял в тишине. Казалось, он все забыл. Кто-то уже начал нервничать, как вдруг старейшина произнес:

– Если дряхлая память не изменяет, то здесь, возможно, написано, что расы Всеземья падут в бездну беззакония, злости и варварства. А всех, кто пытается вести людей к свету станут наказывать, как преступников. Или как животных. Или как изменников короны. Хотя, впрочем, это не особенно важно.

– Прости, старший брат. Можно сказать поточнее?

– Да, сбылось пророчество или нет? – раздались голоса.

– Точнее? Конечно же, можно. Но я должен вспомнить, что это за слово. Возможно, оно обозначается любовь. А быть может, рыбу, которую пережарили. Кажется забавным, но там, правда, очень похоже, – морщинистое лицо Овеля расплылось в легкой улыбке.

Но Моррус не мог веселиться. Предчувствие говорило, что пора уже действовать, а разум просил подождать. Сейчас творилось нечто ужасное. Только бить сгоряча тоже глупо…

Владыка почесал бороду и хотел попросить Овеля отойти. Даже точный перевод пророчества не поможет. А что именно нужно сделать, понять не выходит. Останется только ждать, и молить богов, чтобы все обошлось.

– Брат Овель, – сказал Моррус. Остальные тут же на него посмотрели.

И табличка с древними письменами треснула в самом центре. От первого разлома пошли новые трещины. Камень хрустел, ломаясь на части. Вскоре на нем была «паутина», которая стала темнеть, превратившись в клубок «черных змеек».

Все тут же ахнули, вжавшись в спинки сидений. Но это еще не все… Земля под Собранием задрожала, тяжелый стол начал прыгать, а дверь шкафа открылась, издав громкий скрип. После чего, все внезапно затихло.

Секунды шли в гробовой тишине. Говорить никто не решался. Несмотря на служение Свету, братья были еще не готовы. Одно дело, знать, что когда-то мир рухнет, а другое, видеть начало конца, чувствуя приближение Тьмы.

– Думаю, с пророчеством все понятно, – выдержав долгую паузу, сказал Моррус.

– Оно грядет, посмотрите, – заявил Торин.

– Кажется, все свершилось, – отрешенно процедил Павел.

– С точки зрения научного подхода, это не веские доказательства, – робко сказал Дори-Сарк.

– Только жаль, что мы не научники, – ответил ему брат Анри.

– Это верно! Мы не научники и даже не стражи. Мы те, кто должен спасти этот мир… С его реформами, искусством, королями, советами, – грозно заявил Моррус.

Несмотря на холодное беспокойство, владыка взял себя в руки, пробудив в сердце жаркую храбрость. Он готов был лично отправиться в бой, чтоб искоренить темную силу. Только все не так просто.