– Запишите его на наш счёт, если можно? Мы же сами поймали, – пропел один воин.

– Молодцы, все будет строго записано. Так и служите, солдаты! Награда окажется щедрой, не сомневайтесь, – улыбнулся в ответ командир. Его стальное лицо стало несколько мягче.

Дальше он снова нахмурился и потащил Орвина к трехэтажному зданию с решетками на окнах. Они прошли большой двор, свернули за угол и по узкому проходу направились к грязной площадке, окружённой высокими стенами, куда не выходили камеры или кабинеты начальства.

Здесь стоял большой пень наподобие диковинного трона. Вокруг валялись щепки и камни. В дереве торчал мощный топор.

Здоровяк привел паренька в это место, приказал сесть. Затем взял топор, замахнулся, как следует, и… вогнал в деревяшку.

– Ох, – громко выдохнул Орвин. – Думал, ты меня и правда, зарубишь.

– Для того есть особая камера. Здесь разве что колят дрова, – сердито рявкнул военный. Потом строго добавил. – Поздравляю, ты доигрался! В следующий раз тебя точно убьют! Мог бы не возвращаться в столицу после побега. Или не воровать мясо на рынке средь бела дня.

– Прости, Борро, – виновато сказал Орвин Терн. – Думал, жить в своем городе – это не преступление. Многие раньше сбегали. Насчёт воровства глупо вышло. Еды не было даже на свалке. Я думал, возьму немного, никто не заметит.

Орвин поднял крупную щепку и стал ее с любопытством разглядывать.

– Ты глуп и наивен! А если б я не знал твоего отца? Или вместо меня оказался бы другой воин? – продолжал злиться Борро.

– Тогда меня бы наверно убили… Или сожгли, или заставили бы играть в театре при дворце короля. Законы быстро меняются, словно ветер с дальнего моря.

– Это и все? Больше ничего мне не скажешь? Не могу понять, парень, ты храбрый как твой отец или глупый, как старая курица… – Борро был недоволен, но улыбнулся краешком рта, не в силах сдержать восхищение.

Терн болтался на волоске от смерти, при этом сохранив силу духа. В его глазах читалась явная лёгкость или даже насмешка, что слегка забавляло, вызывая явно уважение.

– Почему сразу курица? Скорее, я просто камень, что лежит у ручья. Хочется, чтоб меня не трогали, вот и все.

Орвин поднялся и стал отряхивать одежду от пыли.

– Ты знаешь, что так не получится. Мы много лет топтались на месте. Королевский Совет решил любой ценой провести ряд реформ. Из города изгоняют разбойников, бродяг, ушлых пьяниц… Появляются новые изобретения, технические и магические открытия. Мы становимся лучше, – поучительно сказал Борро. Но Терна это не тронуло.

– Отлично! Только зачем лишать сиротских пособий? Почему господина Корна заставили меня выгнать? А старшая академия? Взносы выросли, чтоб, такие как я, не учились, – выпалил в ответ Орвин.

– Прости, дружок. Не я принимаю законы. Иногда, кажется, что Совет допускает ошибки… Но об этом лучше не стоит. Мы зря тратим время на разговоры. Тебе надо срочно уйти!

Орвин хотел сказать что-то о справедливости и желании остаться в Всеграде несмотря ни на что. Но серые стены тюрьмы были неплохим аргументом, а огромный топор служил дополнением к ним.

Храбрость не должна переходить в безрассудство. Смерть нищего сироты ничего не изменит. Лучше жить назло королю, Совету и всем кто штампует законы. Раз так, Борро прав – нельзя терять ни минуты.

– Хорошо, я уйду. Но мне бы немного хлеба, – подумав, заявил Терн. – Твои добрые братья украли последнее. Без еды далеко не уйдешь.

– Они не мои, Орвин Терн, – фыркнул Борро. – Вот, держи. Это все, что могу.

Здоровяк полез в карман своей формы и достал несколько серебряных монет. Орвин тут же смутился. Но благородство проявлять сейчас глупо. Потому парень взял эти деньги, затем направился прочь.