Только недавно она узнала, что нервы, считавшиеся давно атрофированными и отвалившимися, всё-таки  имелись в наличии. Благодаря этому  и  ещё привычке сначала делать, а потом думать она и оказалась  здесь совершенно одна в канун Нового Года. Поговорив и успокоив детей и родителей,  сразу отключила телефон и три дня ревела в подушку.

«Я бы и рада, если бы кто  его к рукам прибрал».  Сразу и прибрали. Та, кому в шутку так сказала. Хотя, к тому времени от отношений с мужем ничего не осталось. Да, и было ли? Замуж вышла так, посмотреть, к тому же он  очень красиво ухаживал. Сходила.

Двое взрослых, вполне состоявшихся детей. Муж,  перешедший к подруге, теперь, разумеется, бывшей. И она одна в глухой, на два десятка домов деревне. Хотя почему одна? С Квасей и Васей.

Квася – это вообще-то Квазимодо, или, как звал его бывший хозяин Квазиморда. Собака – помесь ротвейлера и лабрадора. Как это поётся, на лицо ужасная, добрая внутри.  Досталась от уехавших в город дачников, блудила по деревне, кормясь у сердобольных старушек, пока не приютила её Ленка.

А Васька  от умершей недавно соседки. Хозяйством, вот, обзавелась, о возвращении в Москву даже не помышляя. Квартиру сдавали дети. В свободное от работы время, а его тут оказалось предостаточно, начала писать. И, поди ж ты, затянуло. Правда, самой казалось, белиберда полная, но знакомые хвалили. А почему бы и нет? Хоть какое-то развлечение, чтобы не сойти с ума.

Стиралка  тихонько зазвенела зуммером, выполнив работу. Ленка  влезла в лыжные штаны и пошла развешивать бельё. Она любила потом приносить задубевшие вещи домой на досушку.  От них долго держался запах ни с чем не сравнимой свежести. В Москве этого всего она была лишена.

Забрав  насильно с забора  недовольного Ваську (что поделаешь, март), доделала работу и занялась обедом.

Обед – громко сказано. Четыре сосиски с помидором, одна коту. Хватит, наготовилась за супружескую жизнь. Ладно, это всё вторично. Так почему же ей последнее время так неуютно? Или эти жуткие убийства  так подействовали?

                26.12.20

        Егоршин пришел с оперативки злой, как сто чертей. На столе и подоконнике громоздилась куча  бумаг, бумажек и бумажонок. Иван никогда ничего не выбрасывал, пока не закончит дело.  Плюхнулся в кресло и, развернув его к окну, уставился  в смурное, готовое вот-вот разразиться снегом  небо.

Руки  ни к чему не лежали. Почти  неделю в командировке, а результата ноль. Начальство недвусмысленно дало понять, что, мягко  говоря, разочаровано. Но, что поделать, этот упырь следов не оставлял.

Иван включил  чайник и разложил  на столе свои таблицы. Сосед по кабинету задерживался, но это даже к лучшему. Егоршин по натуре был одиночкой. Так лучше думалось, ничего не отвлекало. Но на этот раз выбирать не приходилось,  свободного кабинета не было.

  Дима Зотов не то, что бы мешал, нет. Просто создавал ощущение дискомфорта одним своим присутствием. Почему, Иван и сам не знал.

Молодой, тридцатник плюс-минус,  очень симпатичный, даже красивый. Высокий, спортивный  без вредных привычек и,  главный аргумент – не женатый. Вроде даже и без подруги.  Очень серьёзный,  с хорошей долей занудства, что в деле  было только плюсом.

Но эта ложка дёгтя  не смущала  женскую составляющую коллектива, с его появлением  в отделе дружно перешедшую на короткие юбки и  высокие каблуки. Больше красивых дам появилось и в поселке,  завистливо шутили  над ним  коллеги-мужики.  Но Зотов на  женское  внимание никак не реагировал,  спровоцировав  слухи о принадлежности к модным нынче  меньшинствам или   нехорошей мужской болезни.