Отражение вдруг заколебалось, кивнуло и снова успокоилось. Никита даже глаза вытаращил, потом качнул головой – привиделось. Но заноза в душе осталась: подсознание сработало не зря, что-то изменилось в окружающем мире, сдвинулись невидимые колеса судьбы, и над будущим Сухова нависла тень…

Несколько дней он старался никуда в свободное время не ходить, даже в магазины, – проверял надежность своих ощущений. И, как оказалось, не напрасно.

Сначала в дом Ивлевых заявился некий незнакомец, представившийся другом Сухова. Поскольку танцор остановился у Ивлевых под именем Петрова, Федор Полуянович ответил, что Суховых у них отродясь не проживало, и в свою очередь осведомился, с кем имеет дело.

Мужчина – лет под пятьдесят – вдруг сделал вид, что не понимает, как сюда попал, начал озираться с изумленным видом, бормотать что-то насчет головной боли и, извинившись десяток раз, ушел в полной растерянности. Федор Полуянович передал Сухову этот разговор в лицах, с юмором, и Никита даже посмеялся вместе с ним, хотя в душе у него все сжалось. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы определить Вселение. Функционеры СС вышли на Хабаровск, а это означало, что они не поверили в гибель танцора и его друга и включили свои поисковые системы.

Стиснув зубы, Никита продолжал ходить на тренировки, утроил осторожность, заставил работать интуицию и нервную систему сверх нормы. И – о чудо! – утомляться он стал меньше. Словно сами собой подключились резервы организма, при обычной жизни дремлющие в не поддающихся сознательному управлению «аккумуляторах».

Ни молодежных шаек, ни бандитских групп, ни профессионалов преступного мира, работающих в одиночку, Сухов уже не боялся, поверив в свои силы, может быть, чересчур рано и с изрядной долей самоуверенности. Но, тем не менее, эта уверенность отразилась и в его облике: фигура танцора стала внушать уважение, скрытую силу, так что многие инциденты удавалось тушить просто взглядом. Преобразилась и его походка. Если раньше он ходил, как танцор и гимнаст, чуть ли не на пуантах, привыкнув к мелкому шагу с вытянутым вперед носком, то теперь шаг его стал широк, стремителен, упруг и гибок, так что даже по снегу он шел почти бесшумно и ловко, словно собираясь в любой момент сделать прыжок.

Второй «звонок» прозвучал в четверг, двадцать девятого ноября, когда Сухов возвращался поздно вечером из АПР, где занимался фехтованием под руководством Зленского. Автобус шестого маршрута был почти пуст, ехало всего человек шесть: две женщины, старик, пара – юноша и девушка и сам Сухов. И вот в автобус ввалилась веселая компания парней – танцор насчитал восемь душ – и согнала с передних сидений женщин, предложив и парочке поискать другие места.

Парень не стал рисковать, встал, чтобы пересесть, но кто-то из компании толкнул девушку на сиденье.

– А она посидит с нами.

Драка началась мгновенно и так же мгновенно закончилась: парню врезали по затылку дубинкой, и он упал. Девушка закричала, бросилась к нему, но ее схватили и силой усадили на место, со смехом пригрозив:

– Сиди, не то и тебе достанется. Полежит и очухается, неча кулаками-то махать.

И в этот момент и вмешался Сухов:

– Отпустите их.

– А ты кто такой? – огрызнулся тот, что был с резиновой милицейской дубинкой. – Родственник? Или переодетый омоновец?

Никита молча подошел к лежащему ничком парню, потрогал затылок под шапкой, контролируя боковым зрением все движения группы, выпрямился.

– Вы же ему чуть голову не проломили, шутники.

Он действовал так уверенно и спокойно, что это подействовало на ребят отрезвляюще, и все закончилось бы хорошо, если бы не девица, приятельница лежащего без сознания юноши. Она сорвалась с места и бросилась с кулаками на парня с дубинкой: