Это уже третий раз на Хоновой памяти отшатнутся пределы обжитого Мира от Ущелья Умерших Солнц. Теперь Галечная Долина окажется крайней. Плохо… Правда, случалось и из немногим лучшего выкарабкиваться. Но сегодня удастся ли выкарабкаться? Вряд ли. Ведь как плохое к плохому лепится! И бешеных нынче аж трое, и Нурд в отлучке… А дальние соседи из-за послушнического ротозейства запоздали подняться, не успели к сборному месту, и очень может такое статься, что будут проклятые рубить малые воинские ватаги поврозь, одну за другой.
Хон глянул на вцепившегося в тележный борт, грызущего губы Лефа; заскрипел зубами. Зря мальца с собой потащил, ни к чему это. Понадеялся на оброненные как-то Гуфой слова о том, что до настоящего летнего тепла с мальчишкой уж точно ничего плохого не станется. Оно конечно, Гуфа ошибаться вовсе не умеет, да только верно ли он ее понял? Но сомневаться поздно. Остается лишь на милость Бездонной уповать. Не возвращаться же… Да и кто подскажет, где Лефу безопаснее нынче – дома или с ним, Хоном? Этого никто знать не может.
Мужики тем временем переговаривались тихонько, поглядывая на уже застившую полнеба черную гарь впереди.
– Ишь, полыхает, – вздыхал чернобородый. – Скирды горят, что ли?
Рыжий сосед покосился на него, дернул плечом:
– Сдурел? Какие весной могут быть скирды?
Торк ударил по колену кулаком, рявкнул:
– Вы, чем пустое болтать, лучше думайте. Что делать будем?
– А чего тут думать? – изумился чернобородый. – Засядем на Пальце, и как сунутся – камнями их. Глядишь, может и повезет кого зашибить. А там и дальние подоспеют…
Хон встряхнулся, сказал досадливо:
– Экий ты умный, однако… А вот ежели не пойдут бешеные по дороге, ежели они в скалы подадутся, да еще не вместе, – тогда как? В Серых Отрогах за ними гоняться – все одно что гальку обстругивать: трудов много, а толку чуть. И поди знай, где они потом объявятся негаданными…
– Выдумать бы такое, чтоб приманить их к Пальцу, – вздохнул Торк.
Телегу тряхнуло. Прикусивший язык бородач невнятно помянул подвернувшийся под колесо камень и Лардино умение править. Потом, кривясь и отплевываясь красным, заговорил громче:
– Слышь, Хон… Помнишь, Нурд рассказывал, будто проклятые – они не как люди, а вроде скотины? Будто ума человечьего у них вовсе нету, только желания. Ну, убивать – это самое, конечно, сильное, но и прочие все имеются – как вот, к примеру, у вьючного. Есть, пить, спать… Помнишь?
– Ну, помню, – Хон дернул щекой. – А к чему ты это?..
– А вот к чему. Ежели все так, может, их девкой подманить можно? Вот ею, – он кивнул на Ларду. – Пущай им тело свое сверху покажет. Бездонная ей простит ради благого дела, а уж мы зажмуримся, не станем глазеть. А как бешеные к Пальцу сбегутся, уж тогда-то…
Ларда оглянулась, и Леф с изумлением понял, что она перепугана не на шутку. Оказывается, шальная Торкова дочь все-таки умеет бояться?
– Чтоб я перед ними разделась?! – Лардин голос сорвался на жалкий взвизг. – Да я лучше с Пальца вниз головой, чем такое!
Она резко отвернулась, пряча набрякшие слезами глаза. Торк молча сунул кулак под нос чернобородому: я, мол, покажу тебе, как дочку бесчестить!
– А теперь меня слушайте. – Хон говорил тихо, вроде бы даже нехотя, но все разом повернулись к нему. – На Палец засадим Ларду и Лефа. Цыть ты! – рявкнул он на вскинувшуюся спорить девчонку. – Будешь сидеть наверху и Лефа стеречь, поняла?! А как проклятые сунутся… Там все есть, чтобы тебе их встретить как должно. А уж подманывать бешеных станем мы. Пособит Бездонная, так, может, и сдюжим.
– Я что же, не пригодна ни на что, кроме как щенкам никчемным сопливые носы утирать?! – злобно зашипела Ларда.