– У вас побежали мурашки? Не может быть!

– Может. У тебя бы тоже мурашки побежали. Ты только никому не рассказывай! С тобой делюсь, чтобы с ума не сойти. Так вот, знай – мне звонил покойный Артемьев.

Белобородов удивлённо посмотрел на полковника.

– Уверяю тебя, это был его голос. Представляешь, он даже поздоровался, по должности и званию обратился. Только при этом сильный шум в трубке был и голос у Артемьева странный такой, словно из погреба.

– Так ведь при его жизни у вас другая должность была.

– Там всё известно, – снова шёпотом произнёс Онищенко, указав пальцем на потолок.

– Просто мистика.

– Не отрицаю. Мистика. А знаешь, что он сказал?

– Что?

– «Я – Артемьев. Отпусти Белобородова в Америку». Вот так! А ещё он попрощался, сказав: «До свидания!».

Алексей понял, что именно последние слова более всего поразили полковника.

– Возможно, вам показалось? Или это была слуховая галлюцинация?

– Нет, мне не показалось. Ты ступай. Пиши рапорт на отпуск. Только отпускные в кассе получишь не сразу, а по возвращении. Финансисты сейчас не успеют рассчитать. Не обессудь. А мне надо немного подумать, – сказал полковник и, взяв телевизионный пульт, прибавил звук и снова уставился на экран.

Белобородов быстро оформил отпуск и сразу же созвонился с Перепёлкиным, который сообщил, что проблем с финансированием их поездки не возникнет, так как расходы оплатит профессор Затейников. Он недавно получил хорошую премию за свою очередную опубликованную научную работу. Да ещё его американский друг обещал им помочь. Алексей порадовал Перепёлкина, сообщив, что его троюродный брат Олег Морозов, бывший десантник, готов присоединиться к ним, чтобы отправиться на поиски пропавшего капитана Зименко.

Перепёлкин ожидал Белобородова и Морозова на площади Московского вокзала возле своего забрызганного грязью старого автомобиля.

Антон повёз гостей к себе домой. По дороге Алексей и Антон вспоминали то время, когда они служили вместе. Морозов не вмешивался в их разговор. Порой Олег ловил на себе настороженный взгляд Перепёлкина.

Они подъехали к двенадцатиэтажному серому панельному дому и вышли из машины. Внутри подъезд был выкрашен в грязно-серый цвет, в нём пахло чем-то тухлым, кошками и псиной. На облезлых стенах бросались в глаза ужасные образцы творчества подрастающего поколения, нанесённые едкими красками.

– Вот здесь я и живу, – сказал Перепёлкин, когда они заходили в кабину лифта.

– Много людей отправится в поездку? – поинтересовался Алексей.

– Много. Даже больше, чем требуется. Моя Света меня одного не отпускает, говорит: «Я должна ехать с тобой». А как услышала, что я отправляюсь в Америку, заявила, что обязательно полетит со мной. Она мне устроит экскурсию по Америке, сначала – по Северной Америке, а потом и по Южной! – проворчал Перепёлкин.

Они вышли из лифта. Перепёлкин открыл дверь в квартиру и включил в коридоре свет. В глаза Алексею бросилось грязно-серое пятно на потолке. Штукатурка в этом месте набухла и грозила осыпаться.

– Протечка? – сочувственно спросил Олег.

– Она самая. Что поделаешь – живу на последнем этаже, – махнул рукой Перепёлкин. И пригласил гостей:

– Пройдёмте на кухню. Извините, но завтрак будет холостяцкий – яичница и кофе.

Гости повесили куртки на вешалку и проследовали на кухню.

– Как я понял, пока ты не свозишь Светлану за границу, обеды и ужины у тебя будут холостяцкими, – усмехнулся Белобородов.

– Угадал, – хмуро произнёс Антон.

Гости сели за стол, а Перепёлкин занялся приготовлением еды. Едва он успел пожарить яичницу, как раздался звонок в дверь.

– Легка Света на помине! Ведь я её люблю, а брать с собой не хочу, поскольку не женское это дело – искать пропавших людей в сельве! – сказал Антон и пошёл открывать дверь.