Еще позже Марукас пишет со своим особым юмором:

«Мой дорогой Володя,

Я всегда был в подполье, уверяю Тебя и всех: литовский народ никогда не нападет на своих соседей. А Ландсбергис – другое дело. Он сейчас жрет горох, его живот набухает и будет нападать на русских собственным газом. Так что приготовьте противогазы…»

Между тем Горбачёв официально потребовал восстановить на территории Литвы действие Конституции СССР. Непослушание грозило вводом войск. А пока продолжалась энергетическая блокада Литвы, были прекращены поставки нефти, активизировались коммунисты Литвы и воинские части, остававшиеся на территории республики.

11 января 1991 года советские военные начали патрулировать улицы Вильнюса, взяли под контроль Дом печати и другие ключевые общественные здания. В ночь на 13 января в Вильнюс вошли советские танки. Жители города начали строить баррикады. Первая колонна танков прошла по улицам и вернулась в свой лагерь. Но следом появилась вторая колонна танков, которая двинулась к телебашне. Вот там и произошли основные трагические события тех дней.

Люди встретили танки «живым щитом». Итог сражения у телебашни – 14 убитых и сотни раненых. Советские военные заявили, что они стреляли холостыми патронами, и обвинили в жертвах сторонников независимости Литвы тем более, что среди погибших оказался боец российской «Альфы».

И впоследствии никто из должностных лиц и военного командования не взял на себя ответственность за провокации и жертвы в Вильнюсе и в других городах. Михаил Горбачёв заявил, что он ничего не знал об этой операции.

Из письма Володи к Якову от 12 апреля 1991 года:

«… В Литве хорошо. Все здесь приветливы, на меня смотрят, как на музейный экспонат.

– Господи Владимир, вы снова у нас! И слава Богу! А в Москве как?..

…Все никак не решусь (и не решусь) пересказать вам с Аней всю видео – хронику, которую здесь, в Вепряй, показал мне Викторас Красаускас: хроника 11—13 января с.г.

Скажу только, что нам по ТV не показали ни-че-го;

что я плакал и меня Викторас с женой успокаивали;

что было стыдно говорить о себе, как о русском человеке;

что народ и правительство едины и будут держаться до полного освобождения;

что надо ничего не знать о народе вообще, чтобы надеяться на «комитет нац. спасения», не выйдет;

что все видео-хроники тех дней в Литве должны увидеть во всех республиках, тогда крови уже нигде не будет;

что, когда была опасность захвата армией Вильнюса, роль города-отца в ту же секунду подхватил Каунас. Да как подхватил! В 2 или 3 часа ночи (13 янв.) по каунасскому ТV попросили всех жителей города (с детьми, значит) выйти на улицы: чтобы гарнизон и армия ничего не посмели; народа все равно больше… и вышли!!;

что пожилые люди вели себя даже ярче, чем молодежь и среднее поколение…

Словом, слава Богу, что все это видел уже весь мир. Видеокассеты переписывают и на ТВ, и друг у друга.

И еще. Оказывается, Литва первой стала отправлять продуктовые посылки бастующим шахтерам, в частности, в Кемерово. Даже хуторяне (!) сало отправляют, концентраты. Отправляют с короткими, в характере народа, записками…

Скоро все это Лида увидит.

(Написал все коряво и чужим почерком, потому что волнуюсь и кровь отошла от головы в пятки, наверное)…»

А в конце лета, того же беспокойного года, танки появились уже на улицах Москвы.

Утром 19 августа 1991 года радио сообщило, что Горбачёв, находящийся в отпуске в Крыму, не может выполнять обязанности президента по состоянию здоровья. В этих условиях руководство страной берет на себя Государственный Комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП).