Самый печальный олимпийский вид спорта – это, безусловно, одиночное женское фигурное катание. Она, красивая, катается, кружится, прыгает, простирает к кому-то руки… Юбчонка задирается, макияж, платье тщательно продумано, причёска… Музыка самая романтическая… Падает, поднимается, видно, что больно ударилась, но танцует, тянет руки… И всё равно остаётся одна… Аплодисменты, цветы… Но одна на холодном льду…

Есть мужское одиночное… Но эти танцуют так, будто им никто не нужен. Руки никуда не тянут. Видно, что довольны собой. Ну а если падают, то их не так жалко…

Удивительная у нас страна! Всё есть!

Есть всё! Всё, всё! Но есть «но»!

Вот смотрите!

Есть великие учёные – нет науки.

Есть выдающиеся педагоги, профессора – нет образования.

Есть уникальные врачи, светила – нет медицины.

Есть улицы, переулки, трассы – дорог нет.

Есть банки, финансы, зарплаты, пенсии, счета, карточки – денег нет.

Есть желания, есть мечты – надежды не хватает.

Есть планы, есть даже перспективы – будущего не видно!

Не люблю аудиторию, состоящую из подавляющего большинства мужчин. Прекрасен зал, в котором фифти-фифти с небольшим преобладанием женщин. Сугубо женская аудитория тоже нехороша. Им только друг с другом неуютно. К тому же сугубо женская аудитория – это либо рабочий коллектив, либо какая-нибудь конференция. То есть не по своей воле…

Когда в зале женщин столько же или чуть больше, чем мужчин, реакция случается непредсказуемая. Смех и аплодисменты возникают в неожиданных местах или не возникают в ожидаемых. На что-то реагируют больше женщины, на что-то, наоборот. Совместная же радость заряжает и тех и других сильнее, чем по отдельности. В таком зале царит сотворчество, свобода, внимание к слову и друг к другу.

Когда же аудитория в своём подавляющем большинстве мужская, то реакция всегда предсказуемая, аплодисменты дружные, но ровные, особого внимания добиться невозможно, и скучно всем. Потому что такая аудитория только в парламенте или, переведя на русский, в Думе.

Благо я там не выступал. И не предвидится.

Уверен, что огромное количество морских свинок подвергалось испытанию на плавучесть исключительно из-за своего названия. Многие этого не пережили.

У моего одноклассника, ещё в первом классе, была морская свинка. Упитанная, спокойная, серая с белым. Когда я бывал у него в гостях, а родителей дома не было, меня очень возбуждал экспериментаторский дух. Мы делали для свинки парашют из носового платка, чтобы сбросить животное всего-то с третьего этажа. Однако со стропами не ладилось, испортили два отцовских платка и отказались от этой идеи. Но более всего я хотел запустить свинку в воду… Одноклассник сопротивлялся. Если идея с парашютом ему нравилась, то водного испытания он опасался.

– Захлебнётся, – говорил он, – и что я родителям скажу?

– Она морская, – аргументировал я, – значит, должна отлично плавать… Давай хотя бы в ванне запустим…

Свинка действительно плавала хорошо. Вот только при виде наполненной ванны стала выкручиваться, вырываться и растопыривать лапы, которые оказались довольно длинными и когтистыми. Увы, в ванне не было оперативного простора. Свинка моментально подплывала к стенке и начинала пытаться на неё вскарабкаться. Это было неинтересно. Кстати, намокнув, пухлая свинка стала довольно поджарой и приобрела крысиные черты. Вода ей явно не нравилась, но нас было уже не остановить. Мы решили изготовить для неё батискаф из старого китайского термоса… За этим занятием нас застала мама одноклассника, и я был отлучён от их дома.