Ночью Уильям пришел к ней в спальню. Пока он выполнял свой долг, Альва заставляла себя думать о летнем Провансе, лавандовых полях и подсолнухах… Еще несколько толчков, он тихо простонал и задрожал всем телом.

Неожиданно она подумала, что все это унизительно даже для него.

Уильям слез с нее, пожелал доброй ночи и вышел из комнаты.

Спустя три недели не пришли месячные. Альва вызвала доктора, чтобы он подтвердил то, чего она и ждала и боялась больше всего. Сидя в противоположном конце салона, доктор задавал вопросы об аппетите (зверский), настроении (непостоянное), а также о том, сколько времени прошло с тех пор, как (он был необычайно деликатен) она чувствовала себя неважно в последний раз. Потом он осмотрел ее глаза, шею, кожу рук и вынес вердикт:

– Вполне вероятно, что вы и в самом деле в интересном положении. Не удивляйтесь, если по утрам начнете испытывать тошноту, – это скоро пройдет. – Он достал из кармана пальто блокнотик и что-то записал. – Я зайду к вам через несколько недель. Если возникнет необходимость, не стесняйтесь обратиться и раньше. Рассчитывайте на то, что ребенок родится в конце февраля или в начале марта. Ваш муж дома?

– Сейчас он скорее всего в офисе на Центральном вокзале. Или в клубе.

– В «Юнион»? – уточнил доктор и добавил: – Если понадобится, я загляну и туда, чтобы сообщить ему о вашем положении.

– Вы думаете, я не в состоянии сказать ему об этом самостоятельно?

– Не в состоянии? Нет, что вы, дело вовсе не в этом. Дело в авторитете. Я все-таки врач.

– А я буду вынашивать ребенка.

– Миссис Вандербильт, – сказал доктор, похлопав ее по руке. – Я всего лишь пытаюсь сэкономить время и избавить вас от неловкости. Если ваш супруг вдруг усомнится в новости, он пошлет за мной во время ужина. Если же мы поступим по-моему, сегодня вечером он придет домой с дорогим вином и цветами. Положитесь на меня.

Доктор оказался прав: Уильям принес и то, и другое, и в придачу фарфоровую музыкальную шкатулку, расписанную розами.

– Откройте же ее! – Он был в таком радостном возбуждении, что Альве показалось, он вот-вот завиляет хвостом.

Она подняла крышку. На черном бархате сверкала филигранная подвеска с бриллиантом размером почти с ноготь большого пальца.

– Поставщик камней моего знакомого проиграл мне в карты, поэтому мне удалось получить скидку. И все равно пришлось занять у отца, – сообщил Уильям, доставая подвеску из шкатулки. Он наклонился, чтобы застегнуть цепочку на шее Альвы. – Впрочем, я думаю, он забудет об этом долге – ведь он в вас души не чает.

– Уильям, как красиво, – сказала Альва, взяв подвеску в ладонь, чтобы рассмотреть поближе. Она была тяжелой, холодной, нелепой и очень ей нравилась.

– И это лишь начало! Представьте, сколько у вас будет драгоценностей, когда наш дом наполнится детскими голосами.

«Продолжение рода приносит спасение. И, по всей видимости, украшения».

Вслух же Альва произнесла:

– Я очень ценю ваше внимание. Благодарю вас.

– Леди должны получать награду за неудобства, которые им приходится переносить.

В красном платье со шлейфом и тяжелыми жемчугами на шее Альва вальсирует с Луи-Наполеоном у фонтана в Люксембургском саду. Императрица Евгения аплодирует им с высокого мраморного пьедестала. Звук аплодисментов нарастает, превращается в стук и топот, ее голос переходит в громкий лай…

Дверь в спальню Уильяма распахнулась, и собаки побежали вниз по лестнице, Уильям вслед за ними. Альва принялась искать спички, чтобы зажечь лампу.

Через лай собак из холла донесся голос Уильяма:

– Ради всего святого, что происходит?

– Сэр, Командор умирает, – прокричал человек.