– Маман сказала, что каждая из нас получит одно украшение на свадьбу и одно – в честь рождения первенца.

Так и будет. Но сперва Альва отнесет их в ломбард и постарается выторговать за них побольше денег. Потом, как только они с Уильямом поженятся, она выкупит их, а сестрам скажет, что нечаянно упаковала украшения со своими вещами, когда готовилась к переезду. Прекрасный план.

Надев уличное платье, Альва положила шкатулку в старенькую полинявшую меховую муфту, которую носила разве что не с детства. Когда она проходила мимо гостиной, Армида поинтересовалась:

– Куда ты собралась? Там ужасная погода – мокрый снег…

– Нужно зайти в аптеку, – бросила Альва через плечо, пряча шкатулку в муфте. – У папы закончились лекарства. А потом меня наконец-то примет миссис Бьюкенен.

Армида запахнула шаль поплотнее и отложила книгу.

– Свадебное платье… я забыла, что это сегодня! Я только возьму накидку…

– Нет, тебе лучше остаться. Папе нездоровится, а Лулу вышла с девочками.

– Но я не хочу, чтобы ты шла туда одна. А где Консуэло? Может, она с тобой сходит?

– Она все еще на Кубе с матерью. Спасибо за помощь, но я справлюсь. Честно.

– Но ведь показываться в обществе без компаньонки…

– Я всего лишь выйду в город.

– Сейчас не время рисковать репутацией.

– Не переживай, все будет хорошо. Проверяй иногда, как там папа. Он… в общем, он перепутал меня с мамой. Отнеси ему кофе, он поможет рассеять туман в голове.

Армиду взволновали ее слова – именно этого Альва и добивалась. Теперь сестра думала только об отце, и Альва могла без помех приступить к выполнению своего плана.

Когда она вышла на улицу, тучи уже рассеивались. В воздухе витали запахи намокшей шерсти и едкого дыма. Солнце, проглядывающее из-за бегущих облаков, не спасало от порывов холодного ветра. Альва подумала – может, Уильям предпочел бы проводить летние месяцы в более теплом климате, скажем, в Марселе. Марсель стоило посетить хотя бы ради местной кухни – буйабес, кролик по-провански, «ножки в мешочках»…

Купив лекарства, Альва села на конку, чтобы добраться до центра города. Рабочие девушки из трущоб устремили на нее презрительные взгляды из-под челок и замызганных шляпок. Альва отвернулась.

Улицы заполонили повозки и телеги, камни мостовой еще не просохли после дождя. Владельцы магазинов раскладывали козырьки. Перед кафе стояли столики со стульями – неубедительное подражание парижской улочке. Альва многое бы сейчас отдала, чтобы оказаться в Париже, где на берегу Сены играет аккордеон и вокруг раздаются чарующие звуки le français[21], рядом с ней – обожающий ее муж, слоеные пирожки с яблоками и кофе с молоком, изысканная кованая решетка балкона в ее доме, откуда она будет любоваться прекрасными экипажами с их не менее прекрасными пассажирами…

На Чемберз-стрит конка накренилась – лошади резко остановились. Впереди перевернулась повозка, потянув за собой упряжь. Повсюду разлетались грязь и навоз, перекресток был заблокирован, мужчины ругались, вокруг собралась толпа зевак. Заплакал ребенок. Девушки, сидевшие рядом с Альвой, встали и направились к выходу.

– А вы лучше не выходите, – заметила одна из них. У нее был русский акцент. – Еще запачкаетесь.

– Да, вы для этой улицы слишком важная особа, – поддержала ее компаньонка.

Важная особа? Какой же обманчивой может быть внешность. Однако Альва промолчала – возразить ей было нечего, ведь отец ее жениха раз в месяц ужинал с самим президентом.

Альва дождалась, пока девушки выйдут, поднялась и вслед за ними окунулась в толпу.

Ей пришлось изрядно поработать локтями, чтобы добраться до противоположной стороны улицы. Упавшие лошади ржали то ли от боли, то ли от страха. Люди спешили их обойти, налетали друг на друга, что-то кричали. Шляпка Альвы сбилась, и она потянулась ее придержать.