Пьер Моро стоял у входа, сложив руки за спиной. Его фигура казалась неподвижной, как статуя, но по-человечески тревожной. Ветер шевелил ветви деревьев, превращая их шёпот в невнятные слова – природа здесь давно привыкла быть единственным свидетелем того, что предпочитали скрывать.
Из полицейской машины вышел инспектор Поль Дюрок. Его движения были точными, словно у часовщика, и каждое из них передавало неотвратимость действия. Коренастое тело с резкими чертами лица – Дюрок напоминал каменную глыбу, которую шлифовал неумолимый поток времени. Его серые глаза, казалось, могли прорезать любой туман – в человеке или в деле. Поправив шерстяное пальто, он выдохнул, и облачко пара растворилось в холодном воздухе, как мысль, не успевшая стать словом.
Дюрок задержался взглядом на башнях «Ля Вертиж», его внимательный взгляд скользил по силуэтам, выискивая что-то, что не сразу попалось на глаза. Сделав шаг вперёд, он пересёк порог. Просторный вестибюль встретил его полумраком. Огонь в камине лениво играл на стенах, оставляя в углах тени, похожие на незваных гостей. Центральное место занимала картина маркиза де Сада. Изображение в мягком свете выглядело почти живым: жестокая улыбка, казалось, была направлена именно на инспектора, как вызов.
Дюрок смотрел на картину, но его лицо оставалось неподвижным. Лишь тень раздражения, едва заметная, скользнула в серых глазах – как будто в картине он видел что-то, от чего хотелось отвести взгляд, но нельзя.
– Что здесь произошло, Пьер? – спросил он низким голосом человека, который привык командовать, без угрозы.
Пьер, стоявший чуть в стороне, слегка поклонился. Его движения были безупречны, как и весь его облик.
– Добро пожаловать в «Ля Вертиж», инспектор Дюрок. Дорога была без происшествий, я надеюсь?
Дюрок коротко кивнул, но его глаза продолжали исследовать вестибюль. Хищник вынюхивал добычу.
– Дорога спокойна, чего не скажешь о вашем госте, Леоне Буше. Что произошло? – Его взгляд вновь упал на портрет маркиза, будто тени вокруг изображения могли раскрыть то, что молчали люди.
Пьер не дрогнул, но ответил напряженно:
– Увы, трагедия. Месье Буше был найден повешенным в своей комнате рано утром. Дверь была заперта изнутри, и никто не входил.
Дюрок слушал внимательно. Он молчал, но его мозг работал, как скрытый механизм.
– Расскажите всё, что знаете. Без излишеств и смягчений, – его голос стал жёстче удара ножа. Это был человек, который не привык ошибаться.
Пьер кивнул, и его руки сжались за спиной.
– Конечно, инспектор. Я расскажу всё, что знаю, – сказал он, опуская глаза, как будто собирался с мыслями.
В комнате стало тише, даже огонь в камине вдруг стих, будто сам захотел стать частью этой сцены.
– Леон Буше был человеком тонкой натуры, как многие художники. Ему свойственны были перепады настроения. Вчера за ужином он выглядел задумчивым, но никто не обратил на это внимания. Мы подумали, что он просто устал.
Дюрок слушал молча, его глаза, холодные, как ледяное озеро, цепко вглядывались в лицо собеседника, ловя каждую едва заметную тень на нём.
– Кто нашёл тело? – спросил он, голос стал мягче.
Пьер сделал небольшой вдох, прежде чем ответить.
– Утром, во время завтрака, месье Буше не спустился к столу. Мы посчитали, что он задержался из-за работы или усталости. Но когда завтрак подошёл к концу, я послал одну из горничных, Мари, чтобы она проверила, всё ли с ним в порядке.
– Она стучалась? – уточнил Дюрок, его взгляд стал ещё жёстче, словно прицельно фокусируясь на каждом слове собеседника.
– Да, – кивнул Пьер, коротко и как будто чуть торопливо. – Но ответа не последовало. Дверь была заперта изнутри, и тогда она решила воспользоваться своим ключом.