Что касается Василия Андреевича Тропинина, то на его портретах халат появляется очень часто. Его называют мастером «халатного жанра». «Считается, что через эту бытовую деталь художник старался отразить характер московской жизни, ее размеренность, неспешность; но эта манера… наследует давней живописной традиции, акцентирующей внесословную ценность творческой личности».5

В халатах изобразили себя и сами живописцы Тропинин и Кипренский.

Есть интересный рассказ Пушкина о том, как в Москве «цензировали его „Графа Нулина“: нашли, что неблагопристойно его сиятельство видеть в халате!»6 Этот курьезный штрих говорит о появлении нового символического значения халата: свободе человека от мундира, от регламентированной жизни, согласно Табели о рангах. Московский цензор точно продемонстрировал государственное понимание большей важности внешней жизни человека, обусловленной чином, нежели жизни частной, внутренней.

Соболевский с юности был знаком с Пушкиным, но особенно сблизился с ним после возвращения поэта из Михайловского в Москву. «Он мне нравится более прежнего, ибо он в моем роде. Любит себя показывать не в пример худшим, чем он на деле».7 Склонность Пушкина к эпатажу распространялась и на одежду. Об этом говорится во многих воспоминаниях.

Соболевский принимал горячее участие в издательских делах Пушкина и, конечно, знал, что ему не понравился опубликованный портрет с гравюры Гейтмана; видел рисунок Нотбека для «Невского альманаха» по авторскому наброску.8 Наверное, друзья обсуждали портрет Вивьена и то, как лучше изображать поэта. Для себя Соболевскому хотелось иметь изображение Пушкина «как он есть, как он бывал чаще», «в домашнем его халате, растрепанного, с заветным мистическим перстнем на большом пальце»9 Выбор художника для будущего портрета был предопределен.

Устные воспоминания Тропинина были записаны и опубликованы тремя мемуаристами но, к сожалению, не совпадают во многих деталях, поскольку писались спустя годы по памяти.10 Но все-таки общий ход событий по этим материалам восстановить можно.

Для начала работы над портретом Василий Андреевич Тропинин, списавшись с Пушкиным, пришел в дом Соболевского и обнаружил поэта в кабинете, игравшего со щенками.11 Важно отметить, что Тропинин впервые видел Пушкина, и впечатление от первой встречи было очень сильным. Работа над портретом началась с этюда маслом – знаменитого «первого присеста» художника. До нашего времени дошел этот небольшой этюд на дощечке, еще один этюд на холсте и два карандашных наброска на одном листе с двух сторон.12 Для сеансов с натуры Пушкин приходил в мастерскую Тропинина.

Художник мыслит образами, и чем он талантливее, тем больше может рассказать будущим зрителям о своей модели, раскрыть то, чего не замечают другие и тем самым помогает глубже понять изображаемого человека.

В дополнение к портретам мы имеем воспоминания друзей Пушкина о его внешнем облике. Фрейлина двора Александра Осиповна Смирнова-Россет^>5) записала в своем дневнике: «Я увидела, что вошёл незнакомый молодой человек, невысокий; У него голубые глаза с серым оттенком; когда зрачки расширяются, то глаза кажутся чёрными. Его волосы вьются, но они не чёрные и не курчавые (т. е. не тонкорунные, как у негра). Зубы – поразительной белизны, и, когда он смеётся, все они видны. Губы полные, но не очень толстые. В нём ничего нет негритянского. Воображают, что он непременно должен походить на негра; у него были правильные черты, лицо длинное и сухое, выражение жёсткое, но интеллигентное».

А вот рассказ Веры Александровны Нащокиной