– У меня приходящие уборщицы, две сербки. Вряд ли они разбираются в тонкостях живописи, – отмахнулся Джордж, – Изи я могу рассказать, а больше никто меня не посещает. Если вдруг гости нагрянут – просто запру кабинет.

– Ну как знаешь. Я бы спрятал подальше.

– Я хочу ее видеть постоянно. Иначе придется перенести кабинет в подвал, чего мне бы очень не хотелось, – сейчас, когда «Лаура» висела перед ним, Джордж прекрасно себя чувствовал, мог шутить и улыбаться.

Он до последней секунды сомневался, что все сложится, как надо. Что всего за двести тысяч он приобрел этот изумительный антиквариат, на который ему никогда не надоест смотреть.

– И чем же она тебе так приглянулась? – весело поинтересовался Алан.

Он знал Джорджа давно. В колледже студенты называли Джорджа снобом, папенькиным сынком, высокомерным зазнайкой. И вдруг такая страсть к картине.

– Не знаю, как объяснить, – блондин наклонился вперед, не отрывая взгляд от полотна, – мне словно хочется ее спасти. Подойти ближе, укутать в теплый плащ, напоить чаем, усадить к себе на колени, согреть в ладонях босые ступни. Мне хочется убить дракона, прячущегося в темноте за ее спиной, завоевать ее сердце. Стать лучше, благороднее, честнее. Стать достойным ее.

– О-о-о-о… – захохотал Алан, хлопая Джорджа по плечу, – вот поэтому ты писатель, а я нет. Сейчас ты точно передал, что я сам чувствую, когда смотрю на «Лауру».

– Почему же ты ее себе не оставил? – когда деньги переведены и картина висит у него в кабинете, Джордж мог задать этот вопрос без ревности и подозрительности.

– Бизнес – прежде всего, – вздохнул Алан, – рыцарство не по мне. Излишняя честность и справедливость вредит моей торговле.

Джордж с восхищением смотрел на нарисованную красавицу. Он был избалован красотой с детства. В его семье этого добра хватало. Все поколения Олдридж собирали по миру лучшие экспонаты живописи, фарфора, бронзы. Мать Джорджа коллекционировала драгоценности, а отец – раритетные ружья. У деда была тайная комната, где он прятал яйца Фаберже и монеты ацтеков.

Олдриджи на протяжении трех поколений занимались гостиничным бизнесом. Они строили отели в Европе и Азии, в Америке и Африке. Старшего сына с малолетства готовили к продолжению семейного бизнеса. Джордж учился в лучшей частной школе Англии, а Оксфорд стал закономерным продолжением обучения.

Свобода странно повлияла на наследника империи. Состоятельный красавец блондин, в дизайнерской одежде, с личным водителем, не обделенный интеллектом и талантами в первый год учебы наслаждался всеми привилегиями, что давали деньги и слава. Выпивка, девушки, вечеринки, азартные игры, нескончаемое веселье и кутеж. Ему даже ничего не приходилось делать – все происходило само по себе. Стоило поманить пальцем – любая красотка падала ему в объятья. Студенты наперебой старались попасть к нему домой, набивались в друзья. Был бы он чуть глупее, то вряд ли смог бы совмещать учебу с развлечениями. А так – ему с легкостью удавалось и то, и другое. Гордыня потихоньку завладевала Джорджем.

Весь мир лежал у его ног. У него было все, и он решил, что может все. Даже спорить с отцом. Тому не нравился разгульный образ жизни старшего сына, огромные траты, жалобы от преподавателей. Он урезал ему бюджет раз, второй. Дальше больше.

То, что началось как акт неповиновения, превратилось в непримиримую войну. На третьем курсе Джордж решил, что юридический факультет ему не подходит. Кодексы, акты и постановления нагоняли скуку, от цифр сводило скулы. Был ли это осознанный шаг или месть отцу? Джордж до сих пор не знал. А подтолкнул его профессор Корвин Пинс, который преподавал в университете литературу. Они много беседовали после лекций, можно сказать, даже подружились, если у высокомерного выскочки, каким являлся Джордж, могли быть друзья. Профессор был первым, кто открыл глаза на его памфлеты и юмористические статейки в стенгазету.