Я покорно положила линейку на стол и тоскливо побрела прочь. Мне казалось, что это самое обыкновенное утро. По крайней мере, так оно начиналось… все шло, как обычно: мы пили утренние лекарства, прикалывались, как могли и просто сходили с ума со скуки. Но именно этим утром во мне стала зарождаться губительная мысль: я хочу крови, которая кровь должна пролиться по моей душе, чтобы та обрела покой… Эти мысли не покидали меня, прогнать их к сожалению не удалось.

Разговоры ни о чем

После завтрака я, как обычно, отправилась курить в туалет. Там уже курили Ленка с Викой. Самые веселые девочки из моей палаты. Жизнерадостные, красивые и добрые блондинки. Я мало общалась с ними, но они вполне адекватные. По крайней мере, не отказываются от душа, регулярно меняют белье, от них не воняет потом и грязными трусами, они не поклоняются мертвецам и не читают молитвы Сатане.

– О, какие люди! – воскликнула Вика, встречая меня. – Покурить решила?

– Да, – я устало присела на лавку.

– Алис, есть что-нибудь из нового? – вдруг спросила Лена, чувственно выпуская густой табачный дым.

– Да… – я расслабленно закурила и напрягла память, мои глаза закрылись:

"Закончился мой день неравномерный

И грустно вечер нежный провожать.

Опять под одеяло к благоверной

Тоске своей бессонницу встречать.

А ночь моя взорвала все закатом,

По стенам разливая тишину,

Безнравственно зовет меня куда-то.

Бесстыдно обнажает глубину.

Ей свойственно в полночные мгновенья,

Когда бессмыслен труд ее ответа,

Изгрызть в тоске невольного поэта,

Вгрызаясь в тело пламенным влечением.

А мне дары ее пусты и не уместны.

Мне б их продать без капли сожаленья.

Отдать свое желанье за прозренье,

Я б согласилась, если честно.

И Вы, друзья, мне песнь не изливайте!

Лишь боль с моих страданий пейте.

В моей ночи меня не убивайте,

Вы лучше в своем дне меня убейте.

Вам все равно не защитить меня от страха.

Вселенной слишком много для паденья,

А до утра бессонница пустая мнется.

Рукой вам не коснуться сего праха.

Поэта, право гнусного влеченья,

Слеза без Вашей помощи прольется…", – я открыла глаза и смущенно улыбнулась.

– Круто, – выдохнула Вика, – тебе бы на сцене выступать.

– Когда-то выступала… – моя улыбка стала грустной. – Правда с гитарой, а не со стихами.

– А, точно! – Вика кивнула. – Ты же рокерша! – она озорно высунула язык и скривила дерзкую гримасу, изображая пальцами рокерскую "козу".

– Да, были времена, – в моем голосе послышались мечтательные нотки, с губ сорвался густой клубок дыма. – Я не просто рокер, Викусь, а высококвалифицированный гитарист, один из лучших музыкальных преподавателей в городе.

– Ты же вроде училка в школе, – удивилась Лена.

– Ну да, – я грустно вздохнула. – Все верно: на основной работе была преподавателем младших классов в средней школе, на второй в школе искусств и параллельно давала частные уроки гитары.

– Вот оно как, – Вика понимающе кивнула. – Сколько лет вместе лежим, а я не знала, что ты такая матерая гитарюга… – она с неподдельным восхищением глянула на меня.

– Так вот, – я выдала смущенную улыбку.

– А почему преподаватель? Почему сама не играла? – поинтересовалась Вика.

– Травма у меня, – я показала девочкам левую кисть. – Любой концерт длится часа два, а у меня рука максимум полчаса игры выдерживает. Так вот удачно в юности на мотоцикле покаталась.

– Ясно, – грустно произнесла Вика.

Вскоре девочкам надоела эта тема и они быстро перевели ее в другое русло. Глотая дым, я задумчиво смотрела на них.

“Красивые, стройные, веселые… – вертелось в голове. – Так жаль их… им бы жить полной жизнью: влюбляться, целоваться, трахаться и просто ловить от жизни кайф. Но у них никогда ничего не будет… их красота и молодость пройдут в этих белых стенах, им не выйти замуж и не родить детей. Их диагнозы не совместимы с жизнью за забором… и у меня тоже никогда не будет женского счастья… Хотя когда-то раньше…”.