Я просто пыталась жить.

Как умела.

Нам подали чай.

Северная гостиная. Окна здесь – пластинки цветного стекла в свинцовой оправе, правда, поверх свинца нанесен тончайший рунный узор, что позволяет выдержать им таранные удары ветра. Из местных окон не тянет. А еще они не покрываются льдом и сохраняют удивительную для стекла прозрачность. Если приглядеться, можно увидеть, как по ту сторону вытянулось розоватое небо, в котором уже проступили первые крупные звезды.

– Думаю, – рыжий первым заговорил. Он взял на ладонь чашку чая, но благоразумно не стал пробовать. И правильно. Местные весьма неплохо разбирались в травах. – Вся эта ситуация изрядно вас утомила.

Я наклонила голову, демонстрируя всяческую готовность слушать.

Утомила.

Верно подмечено.

В гостиной сумрачно. И пусть горят свечи – на Ольсе не используют силу там, где можно обойтись без нее – но совокупного света их недостаточно, чтобы отпугнуть приближающуюся тьму. А еще я остро ощущала близость бури.

– И что вы можете предложить? – чай слегка горчил.

И не совсем, чтобы чай. Гедре совершенно искренне не понимала, к чему тратить золото на какую-то траву, когда на Ольсе собственных трав изрядно.

Зверобой.

Мята или мелисса? Или и то, и другое? Кажется, черничные веточки и ягоды шиповника. Толика медового аромата, стало быть, без таволги не обошлось.

– Перемирие… вы показались мне разумным человеком.

Вот как-то не нравится мне подобное начало. Я коснулась полированного подлокотника, на котором проступили белесые пятна морской соли.

Ее здесь и вправду хватает. Иногда эта вездесущесть изрядно портит жизнь, но сейчас я вынуждена была признать, что в соли есть своя польза. И немалая.

– Я разумный человек, – согласилась я, хотя и не сразу. – И потому я прекрасно осознаю, что меня ждет, если я поддамся.

– И что же?

– Положение откупной жены. Слишком полезной, чтобы избавиться от нее, и слишком… не такой, чтобы отнестись всерьез. Да, он даст мне дом, определит нормальное содержание. Даже, полагаю, будет закрывать глаза на любовников, если таковые появятся.

Приподнятая бровь.

А удивление у него получается отвратительно. Все-таки, как его зовут-то? И не будет ли с моей стороны вольностью спросить… хотя… мы тут о любовниках говорим, так что, думаю, именем поинтересоваться можно.

– Мне даже позволят родить ребенка, чтобы не чувствовала себя ущербной. Но и он, и я… мы всегда будем напоминанием о великой жертве, на которую пришлось пойти ради семейного дела. Нас никогда не признают равными…

– Это вас беспокоит?

Я пожала плечами.

– Не слишком.

– Тогда в чем причина вашего… упрямства?

– Быть может, в том, что я хочу, чтобы ко мне относились с уважением? Любви… любви уже не надо, спасибо, наелась, но хотя бы уважения я заслуживаю?

Молчит.

И я молчу, разглядываю чашку. Не фарфор, хотя и он найдется. В замке Ольс спрятаны немалые сокровища. С другой стороны обожженная глина – тоже неплохо. Тепла и уютна, а что еще нужно осенним вечером?

– Для него и его семьи я – всего-навсего средство. Инструмент. Капризный, как оказалось…

– Вы… понимаете, что государство в принципе не способно гарантировать счастливую семейную жизнь?

А разве я требовала у государства гарантий?

– Но оно, – я решительно посмотрела в светлые глаза, – может предоставить свободу…

– Далеко не всегда.

Молчание.

Вязкое, как овсянка, к которой и я притерпелась, а вот сала Терес каждое утро ворчит, что большей дряни он не пробовал, только все равно ест, потому что иначе Гедре обидится.

– Будем откровенны, – рыжий к чаю так и не притронулся. – Даже если вы подадите прошение в канцелярию короля… лично Его Величеству, вам откажут.