туникой тонкой, и танцем,
исполняющимся в едином ритме с
ударами сердец влюблённых.
Вы словно утро, день и ночь,
меняя темп, проходите передо мной
с улыбкою широкой (Largo) и
медленно (Lenta), протяжно восходя,
и будто бы тяжеловато (Аdagio),
плавно (Grave), (Sostenuto) сдержанно
и не спеша (Andante),
уносите стопы в цветущий сад
неторопливо (Andantino),
умерив шаг (Moderato),
вдруг оживляетесь игриво (Allegretto)
и скоро (Allegro),
живо так (Vivo\Vivace)
в сумрак южной ночи быстро
(Presto, presto),очень быстро
в объятия свои меня влечёте.
Полна гармонии природного начала
в движении тела и душевных сил,
с венцом из плюща и лирой на руках,
ты мраморную статую Эллады древней
горячим сердцем, меняя темп,
в живую превращаешь.
И утро, день и ночь,
играя с музами,
ты всех нас счастьем наполняешь.

Как отказать себе?

Как отказать себе
видеть то, что желаешь?
Как можно не принять то,
что ты отдать мне сама желаешь?
Перечеркнув все табу и,
уйдя за грани,
ты со мной говоришь
странными очень словами.
Чёткими, колкими фразами
рубишь предмет на части и
не скрываешь объект рассуждений
за пеленой: «может быть» и «если».
Лет тебе втрое меньше,
а по напору понял,
что лучше мне не перечить,
пойти по твоему зову.
Сама выбираешь шпагу и
меня вызываешь к барьеру
с условием: «до конца!» —
«Если я предлагаю, то отказать мне нельзя!»
Зачем ты с собою проводишь эксперименты,
в которых твои партнёры
волю людей покорных
должны исполнять всецело?
Нет в красоте ущерба и
«интеллект» – в норме.
Что же тебя заставляет
испытывать мои чувства?
Брать не совсем разумно плату
с покрывающего тела,
что равно по сути:
требовать дранку с кровли!
Мне в тебе быть очень хочется,
но не рабом настроения, а с сердцем:
так соловей для ласки взывает
скорое появление первых лучей рассвета.

Кающаяся грешница

Можно вести совершенно
недостойный образ жизни —
и, раскаявшись, получить право
первой увидеть
Воскресшего Господа.
А, значит,
и для нас
ещё не всё потеряно./Путана
Помпея нам отрыла тайны,
ЕЯ величества ЛЮБвИ,
когда богатые купцы,
обласканные досыта
вниманием жриц ЛЮБвИ,
стихи им более не читали,
предпочитая сестерцием3 платить изрядно
за ласки женские свои.
Покои жрицы выбирали
по праву статуса гостей
и фрески стены украшали
сюжетами интимными сцен.
Уборная имела ванны, где жрица,
ощущая дно всей кожей,
благоухая мылом,
вбирала пустоту через отверстие,
знакомящее с миром.
Теперь эпохи пролистав
страницами разврата,
Она – ЕЯ величество ЛЮБОвЬ,
сначала говорит: «Плати!» и,
всматривающийся на огонь,
вдруг слышит: «Не робей! Бери!»
и вспыхивает: «меня!».
Затем – захлёбывающееся: «ещё!» и
перенасыщенное: «пусти!».
Картина та же, какой была.
Последняя сцена – зола,
тлеющие уголья, развалины икр и
опустошённые глаза…
И как сплошной ожог —
сок испустивший мозг.
Назарею б такая страсть,
воистину бы воскрес!

Скажи, скажи мне,

милая подружка

Скажи, скажи мне, милая подружка,
что мне сказать ему в ответ?
Как поступить с запретом мамы:
в мои 17-ть не спешить!
Я извела себя страданием и сердцу
тесно так в груди, что сил нет больше
мне таиться от глаз его
и тело прятать под одежды…
Скажи, скажи мне, как всё было
в твоей истории любви?
Страдала ль ты моею мукой и
ночью снился ль он тебе?
Готова ль ты была отдаться
всем сердцем милого любя,
чтоб он ласкал твои колени и
ночка вам была мала?
Скажи, скажи мне, милая подружка,
он забывался в наслаждении и ты ему
была покорна, когда он искру высекал,
иль ты сама того желала и не волновалась ни о чём?
Ответь, ответь мне, милая подружка…

Традиции

Розы чайные в коробке
задыхаются от слёз,
им свободы не хватает,
их губами не ласкают —
для кого ж они цветут?
Взор печален у видения,
строг костюм и макияж,