– Не злись, – ласкала его голосом Ника, не забывая запечатлеть, ведь кадров много не бывает, их всегда мало. – Тебя нужно показывать всем этим тупым дóхликам, сосущим энергетики из банок и окутанным дымком марихуаны.

– Убью, запомни!.. – цедил он сквозь стиснутые зубы одновременно с ней. – Обещаю тебе адские муки, я по ним спец…

– Ты редкий вид и гордись этим…

– В одних колготках заставлю бегать по городу!..

– Красавчик, ей-богу. Хотя я не люблю этого пошленького слова…

– Удавлю! Клянусь! После марафона в колготках, я удавлю тебя! Ими же!

– Прости, плейбой, мне пора. Вот если бы ты согласился позировать мне… (Он зарычал в ответ.) Не хочешь? Тогда ухожу. Не бойся, твои фотки не попадут в Интернет, я не буду их выставлять нигде, кроме заграницы. А там и не такое видели. Бай-бай, Глеб.

– Чтоб ты сдохла, змея!

Ника сделала несколько шагов и вдруг вернулась. Из предосторожности она остановилась в зоне недосягаемости, ибо в данном случае риск может обернуться катафалком в сопровождении духового оркестра. Вон как накрыло его: ноздри раздуваются, губы дрожат, наверняка в воображении он рвет ее на части голыми руками. А вдруг у него руки длинные? Ника отступила еще на шажок.

И Глеб пристально разглядывал мерзавку, которая беспардонно вторглась в его пространство. Он запоминал ее, несмотря на электрическое освещение и собственное состояние, когда люди и предметы видятся в ином ракурсе, чем есть. Запоминал в основном лицо, так как черные спортивные штаны, жилет и футболка того же цвета замаскировали фигуру, из-за чего она стала похожей на бревно. С уверенностью он только сказал бы, что мерзавка среднего роста и не худышка. Черты лица крупные (на его вкус заурядные), скулы высокие, подбородок овальный, рот большой, зубы раздражающе белоснежные… так бы и врезал по этим зубам кулаком, не посмотрел, что перед ним женщина! Да не достать. Далее: волосы белые, до бровей надвинута кепка, а сзади из дыры в кепке торчит хвост, значит, длина волос ниже лопаток. Короче, блондинка – с ней все ясно! Итак, портрет отправлен в память, Глеб не ошибется, встретив ее даже случайно. А дорожки их обязательно пересекутся, уж он-то постарается, чтобы пересеклись.

– Любуешься? – процедил он, сплюнув в сторону и уже не закрывая мужское достоинство, поразившее воображение выдры с фотокамерой.

– Это естественно, – замурлыкала Ника. – Но, Глеб, сквернословы тяжело болеют – доказано наукой. Вибрации матерных слов деструктивно воздействует на молекулу ДНК, так что подумай о себе, настоящем мачо. А твоей девушке искренне завидую. Желаю приятно провести остаток ночи.

– Я тебя найду… найду… найду…

Кажется, он возомнил себя Геркулесом и решил вырвать ограду – с такой силой затряс ее. К радости Ники, ограду сделали в эпоху развитого социализма, сделали качественно, следовательно, намертво, вырвешь только при помощи танка… а то и двух. Ника побежала на противоположную сторону проезжей дороги, по которой ни одной машины не проехало за это время.

– Я найду тебя! – повторял он, как заклинание.

А она миролюбиво помахала ему в ответ, подарив улыбку, и нырнула в темноту переулка, врезавшегося перпендикуляром в улицу.

– Уродка! Подлая! – ругался Глеб, возвращаясь.

В нем клокотало все до последней клетки, да что там – молекулы возмутились, а они такие маленькие, но даже до них дошел отрицательный заряд. Глеб не относится к молодым людям, которые разговаривают матом, а слова употребляют для связки слов в убогих предложениях. Более того, подобных представителей гомо сапиенса он наделял презрительными эпитетами, но вот, пожалуйста! Сам уподобился им, вспомнив все известные обороты.