Полночь в Авроре окутала город зеркал тьмой, глубокой, как бездна, но пронизанной светом звёзд, который отражался в стеклянных башнях, как осколки надежды. Мира стояла на Центральной площади, её босые ноги ощущали холод мозаичного пола, выложенного мастерами, чьи песни о зеркалах – древние, как дыхание стекла, – теперь звучали в каждом её вдохе, как эхо, зовущее сквозь тень. Ветер нёс ароматы города: пряный дым костров с восточного рынка, солёный привкус моря, что шептало за горизонтом, горький запах увядших цветов, оставленных у зеркал в память о тех, кто боялся идти дальше. Голоса тысяч людей – крики, шепот, плач – поднимались к небу, но теперь они дрожали, как струны, готовые порваться под напором тени звёзд.

Кристалл в её руке сиял золотым светом, его тепло было как пульс моста к звёздам, но этот пульс стал слабым, как сердце, борющееся с удушьем. После битвы с тенью звёзд, после того, как она стала светом, побеждающим её, Мира чувствовала себя не просто мостом, не просто опорой – она была голосом, который должен был звучать сквозь тьму, соединяя Аврору с бесконечностью. Но тревога, что росла в ней, стала громче: "Что, если тень сильнее нас? Что, если я не голос, а тишина?" Она сжала кристалл, его тепло боролось с холодом в её груди, но сомнение осталось – тень её старой себя, женщины цифр, боящейся провала.

Толпа собралась вокруг, их лица, освещённые тусклым светом факелов и дрожащими зеркалами, были полны страха и решимости. Люди держали свои звёзды – бумажные, стеклянные, деревянные, – но некоторые упали на землю, раздавленные дрожащими руками. Дети прижимались к родителям, их ленты висели, как мёртвые нити, старики пели песни мастеров, но их голоса срывались, как эхо в пустоте. Экраны на башнях пульсировали, показывая сеть золотых нитей, уходящих к звёздам, но тень звёзд сгущалась, как буря, рвущая мост на части. Мира подняла кристалл, и его свет хлынул вверх, соединяясь с зеркалами, с башнями, с небом, но сеть задрожала сильнее, как мост, готовый рухнуть.

"Слушайте," – сказала она, её голос разнёсся над площадью, как музыка сфер, усиленная сетью, которую они строили, но в нём дрожала тень сомнения. – "Мы победили тень звёзд, мы держим мост. Но она растёт – испытание бесконечности. Мы должны петь сквозь неё – вместе."

Толпа вдохнула, их голоса слились в шепот, который дрогнул, как ветер в пустоте. Хранители стояли рядом, их кристаллы сияли, но свет был слабым, как их собственные сердца, подточенные тенью. Александр, его золотистые глаза потемнели, как закат в бурю, а руки дрожали, как будто сеть времени выскальзывала из них. Лейла, её белоснежное одеяние струилось, но её пальцы сжимались в кулаки, как у целителя, теряющего надежду. Дамир, чьи седые волосы блестели, как зеркала, сжимал проектор, но его взгляд был пуст, как у учёного, потерявшего истину. Кира, её рыжие локоны горели, но кисть в её руке упала, как будто краска стала пеплом. Дрейк, его тёмная фигура была частью света, но тень за ним сгустилась, как хаос, рвущийся наружу.

Александр шагнул к ней, его голос был как горный поток, но в нём звучала боль. "Сеть времени истончается," – сказал он, его пальцы дрожали, как струны под ударом. – "Я вижу её – она рвётся под тенью звёзд, как в Тибете, где монахи пели среди ветров, а горы молчали. Я держал её, Мира, но теперь… Что, если я не тот, кто должен её нести?"

Лейла подошла ближе, её пальцы коснулись мозаики, и нити судьбы вспыхнули, но их свет угасал, как последние искры костра. "Судьбы гаснут," – сказала она, её голос стал глубже, но сломался от слёз. – "Я чувствую их – они рвутся, как в Каире, где песок хранил их крики, а кровь смывала их свет. Я исцеляла их, но эта тень… Что, если я не могу их удержать?"