Дима подошел к искрящемуся шару, немного помедлил, но затем решительно шагнул вперед. В ту же секунду он почувствовал, как окунулся в море света. Ни стен, ни пола, ни потолка – один только равномерный свет, не дающий резких теней, лишь мягкие скользящие полутона. Ощущение было необычное, но умиротворяющее и очень приятное, словно ты паришь в невесомости, окруженный со всех сторон некой лучезарной субстанцией.
Через какое-то время Диме захотелось продвинуться еще немного вперед, и в тот же миг он вдруг осознал, что мир снова пришел в движение. Белый искрящийся туман начал понемногу рассеиваться, и молодой человек увидел горы, ярко освещенные тем же ослепительно-белым светом, из которого состоял шар в пещере. Сам же он парил где-то в выси, и в его душе возникло ощущение, что это все тот же шар, но разросшийся до величины целого мира или даже вселенной, и эти горы вокруг и долины, и блестящая поверхность озера, которую он отчетливо наблюдал под собой, находятся внутри сверкающей сферы, и какая-то неведомая сила поместила Диму в самый ее центр. Все небо состояло из сплошного света: ни солнца, ни облаков на нем не наблюдалось, один лишь свет во всю необъятную ширь небосвода.
Сколько длилось это чудесное парение, сказать было трудно. Ощущение оказалось настолько свежим и неожиданным, что Дима не смог привязаться ни к каким привычным и естественным реперам. Часов у него не было. Сумерки, которые в этих краях быстро превращались в сияющие звездные ночи, сменились равномерным ярким светом. Сориентироваться по солнцу и теням также не представлялось возможным ввиду отсутствия небесного светила. Оставалось только расслабиться и ждать, что произойдет дальше.
Легкий дискомфорт от неопределенности по отношению к ходу событий вдруг сменился полным осознанием того, что время остановилось, или, если быть более точным, его попросту нет. И как это он умудряется висеть тут, между небом и землей, тоже не ясно. Хорошо бы ощутить почву под ногами.
Не успел Дима подумать об этом, как тут же оказался на земле. Его ноги по щиколотку погрузились в шелковистую траву и ощутили свежесть и прохладу живой зелени. Ого! Пока он наслаждался этим чувством, еще одна мысль возникла в голове: «Почему здесь не видно никаких признаков жизни?» И тут же небольшой кузнечик прыгнул к нему на ладонь, посидел немного, щекоча кожу лапками, и с легким немного шепелявым звоном улетел. В воздухе пронеслась стайка птиц. Все пространство вокруг наполнилось хорошо знакомыми звуками жужжания, стрекотания и щебетания.
Дима начал догадываться, что в этом странном месте его мысли каким-то непонятным образом тут же материализуются. Забавно. «Присесть бы», – подумал он, проверяя свою догадку, и в тот же миг увидел перед собой замысловатой формы стул из неизвестного темного дерева, покрытый весьма искусной резьбой.
* * *
Ну и дела… Ясно, хулиганить и злоупотреблять желаниями здесь не стоит. Хорошо бы узнать, есть тут кто-нибудь помимо меня. Сложив ладони рупором, я что есть мочи крикнул:
– Эй! Есть здесь кто-нибудь? Ау!
Звучный возглас эхом прокатился в горах, но ответа не последовало.
Я решил осмотреться и увидел узкую тропинку, которая вела куда-то вниз. Недолго думая я тут же помчался рысью под горку и вскоре заметил у самой кромки озера крохотную, словно игрушечную, хижину, утопавшую в зелени. Вдоль берега росли могучие столетние ивы с густыми шарообразными кронами, в сени которых вилась дорожка, огибавшая озеро. А рядом с домом был разбит сад из старых раскидистых яблонь, вишен и слив. Легкий сизый дымок поднимался из трубы и терялся на фоне невыносимо-яркого белого неба. От крыльца к озеру вели аккуратные деревянные ступени и мостки с резными перилами, заканчивающиеся причалом, у которого покачивалась на воде красивая лодка, чем-то напоминавшая по форме норманнский драккар с одной мачтой и скошенной реей с тщательно свернутым белым парусом. Высокий форштевень судна вместо характерной фигуры дракона был увенчан резной головой женщины с распущенными волосами, перетянутыми на лбу золотой лентой. Носовая скульптура обладала длинной изящной шеей и округлой грудью с золотыми сосками, а вместо рук по обоим бортам раскрывались крылья, изготовленные из золотистого металла с витражными вставками из стекол желтых, оранжевых и чайных оттенков. Ахтерштевень был выполнен в виде веера из перьев и напоминал хвост птицы. Его также украшали цветные стекла.