Сестрам площадка на крыше виделась целой; стоя здесь, они не видели внизу обломков несущей стены и кровли. Но и сама площадка была не простая – целый аэродром, на который приземлялись не самолеты, но самый обыкновенный общественный транспорт. Короткие интервалы движения транспорта – взлетов и посадок, – заметно усиливали ветряные потоки, ощущавшиеся только членами клуба. Обычные люди, которым доводилось сюда забраться, не видели ничего, кроме руин, и вскоре стремглав уносились по лестнице, обуянные необъяснимым ужасом и паникой, пока за ними, им казалось, наблюдали невообразимые видения и даже преследовали их.

Гусь остановился, важно обернувшись на сестер:

– Ч-час пик. Наверное, п-праздники. Только с-страх у них о-один – у-успеть или не-не успеть. – Рокосуда передернуло. – Г-готовы? – спросил гусь отрешенно.

В Маиных глазах заиграл блуждающий огонь интереса; на щеках появились ямочки. Юка тяжело выдохнула, отведя взгляд:

– Конечно, всегда готовы, – сказала она иронично.

– Да ладно тебе, Ю! – воскликнула Мая. – А, по-моему, будет весело! По коням! – вскрикнула она восторженно.

Им всегда давали совместные задания, на которых действительно было очень весело: выявляешь слабости человека, наслаждаясь жизнью за его счет, – и вовремя сдаешь полученную информацию. В этой тайной деятельности их подкупало ощущение избранности. Даже неведение относительно цели работы не смущало их, как и то, что они не были официально посвящены в клуб – все срослось постепенно, само собой; сестры с детства видели то, чего нет, во всем руководствуясь чувственной интуицией, которая однажды привела их к клубу. Так же сама собой произошла их первая встреча в десятилетнем возрасте, завязавшись в дружбу, – из-за неприязни между родственниками по линии отца и по линии матери – в связи с их «некрасивым» расставанием: Юка долгое время не принималась семьей отца и почти с ней не виделась. В редкие моменты встреч с неблагосклонными родственниками она чувствовала их холод и высокомерие, часто прорывавшиеся словесной грязью в отношении ее семьи.

Мая деловито выудила телефон из самодельной вельветовой сумки, набирая номер:

– Это мой знакомый! Ночью вообще не спит. Божий одуванчик, – сказала она.

После первого гудка трубку подняли.

– Миша, выйдешь минуты через четыре на закругление? Я буду с сестрой, – обыденно проговорила она, широко открыв глаза, улыбаясь Юке невидящей улыбкой.

– Да, конечно! – и Миша куда-то отошел, не завершив звонок.

– Одуванчик… Только не обижай его!.. – попросила она Юку, что скорее являлось признаком хорошего настроения, нежели наставлением.

Вскоре подошел их трамвай, красно-белая Tatra T3, – обычное дело для Донецка. Скоростное расписание не соблюдалось, и, чтобы успеть на транспорт, следовало заблаговременно обосноваться на отправном пункте. Конечно, для сестер это не составляло большого труда: время для них автоматически замедлялось, все виделось в обычном земном ритме. Мог смутить разве что эффект «размытого движения» от приходящего и отходящего транспорта, исчезающий с задержкой.

Сестры прошли по чем-то освещенной площадке. Мая остановилась, обернувшись на гуся:

– Пока, милейший Рокосуд, – и заискивающе улыбнулась.

– Что з-застыли, девушки? – загоготал Рокосуд; его глаза загорелись огнем. – Са-адитесь, д-да поближе к-к выходу, вам вс-ставать на следующей! – вскинулся он.

Сестры взобрались в переполненный трамвай, модифицированный внутри до неузнаваемости, – он был похож на салон самолета. Свет погас. Над почти незанятыми сиденьями нависали самые невообразимые комбинации существ, невидимых глазу обычного человека. Это были духи мыслей (ДМ). Их физическая оболочка была совершенно эфемерна. Они расступились перед сестрами – в чем не было нужды, – дав им сесть. Пилот трамвая – карикатурный лысый лилипут, изуродованный множественными не сходящими морщинами презрения на лице, с длинным носом и маленькими ручками, – тотчас предложил им меню. Они часто сталкивались с ним во время других миссий. Юке было неприятно его выражение лица, – ей оно не казалось смешным, как Мае. Он навис над ними, услужливо пытаясь задернуть шторы. Его округлый живот в несвежей рубашке закрыл сестрам глаза; они глубоко вдохнули, откашлявшись. Мая все пыталась словить Юкин взгляд, чтобы вместе захлебнуться смехом, а Юка, давно понявшая ее настроение, продолжала отводить глаза в окно, не переставая воображать, что угодила в логово потных уродливых гномов, похитивших ее, спящую красавицу, из доброй сказки.