– Кажется, она нам всем надоела уже, – выдавила она с намеком на вопрос. – Но это выбор нашего отца…

– Если бы моя мама была рядом… – проговорила Маря, задумавшись.

Юка молчала, сгрудившись в непроницаемый комок и не желая выходить из этого состояния. Она знала, что только она заговорит, непроницаемый барьер рухнет, обнажая ее уязвимость.

– Ю, – Маря качнула ее легким ударом в плечо, – пожалуйста, давай сегодня вместе заночуем здесь, – и добавила шепотом, приблизившись к уху сестры: – Порассказываем страшилки…

Юка все-таки оттаяла, ухмыльнувшись и переведя взгляд в сторону.

– А как же мадам Матрешкина? – она ткнула пальцем Маре в ребро, отчего та судорожно сжалась, свалившись набок яйцом. – А если серьезно, я хотела тебя попросить у них поспать сегодня. У меня сегодня «конференция»…

Перекрестив кисти на коленях, Юка мысленно отошла в будущее, зафиксировав взгляд перед собой.

Маря громко задышала, расширив глаза на Юку:

– Пожалуйста, пожалуйста, Ю-Ю, можно с тобой? – она обеими руками ухватилась за левую руку сестры, с мольбой заглядывая в ее глаза.

Юка, расширив ноздри и сжав губы, заморгала, нечто просчитывая:

– Нет, нельзя! – оглянувшись на Марю, она растянула губы в натужной улыбке: – Я же пошутила!

В дверь постучался отец:

– Мама… В общем, Юка, ты будешь сегодня…

– Здесь? – спросила Юка через дверь.

– Да, ну а Маря тогда, ну, вы поняли. Юка…

Юка вскочила при упоминании своего имени, приоткрывая дверь.

Отец поджал губы, мотнув головой; межбровные морщины, возникшие на его лице, скорее отражали угнетенность, чем обозленность.

– Пап, она хочет меня выжить отсюда, и я в этом не виновата! – эмоционально сказала Юка.

– Ладно… Сегодня растущая луна, – констатировал отец, задумчиво опуская взгляд, и вышел.

Юка отвела взгляд, закрывая дверь. Маря, недолго сдерживаясь, брызнула смехом, неловко прикрыла рот и выбежала из комнаты.

Вскоре верхний свет в комнатах был погашен. В комнате Евмении, матери Жанны, – через стенку – приглушенно сипел телевизор.

Юка вышла на улицу, накинув старую шубу Евмении из енота с неприятной холодящей подкладкой и легкие резиновые тапки. На крыльце, скрытый тьмой, сидел отец. Мелкая пороша осыпалась с бурого неба. Отец отстраненно раскуривал сигару Romeo & Julieta.

– Юка… – сказал отец, медленно затянувшись. Он плавно перевел на нее взгляд, мягко откинувшись на руку, отставленную назад.

Юка ощутила неловкость, так как знала, что отец не пойдет дальше сказанного; отец, напротив, не испытывал смущения, – а приглашал Юку к совместному созерцанию.

Только Юка обросла созерцательностью, как калитка напротив приоткрылась, и показалась Маря.

– Пап, не стоит ей так поздно выходить туда, – взволнованно отметила Юка.

– Ну… попробуй скажи ей. Она каждый день пишет ей. Жанну просит проверить, – отец затянулся; пороша дунула им в лицо.

Юка, кажется, понимала желание и надежду сестры, хотя для нее самой слово «мама» казалось пустым, лишенным должного значения.

Маря подбежала к ним трусцой; ее щеки горели во тьме. Одета она была не по сезону: черный махровый халат отца и резиновые тапки, – их здесь надевали в любую погоду.

– Маря… – Юка замялась, задумавшись, от чего собирается ее отговаривать. Она посмотрела на отца: – Пап, может, скажешь?

– Маря, – начал было отец, но увидев, как ту колотит, неспешно продул сигару, попутно очертив взглядом небо, и аккуратно уложил ее в круглую хрустальную пепельницу, мягко качнулся вперед, поднимаясь.

Придержав дверь, отец взглядом дал понять, чтобы сестры не медлили. Когда Юка входила, их с отцом взгляды пересеклись; отец мотнул головой, немного скривившись.