– Это еще что за почетный караул? – воскликнул поручик, глядя на наказанных.

Хмурые, недовольные лица солдат просветлели.

– Здорово, орлы! – гаркнул Борейко.

– Здравия желаем! – вразброд ответили солдаты.

– Ты за что стоишь? – обратился Борейко к стоящему на правом фланге бомбардиру-наводчику Кошелеву, лучшему наводчику в роте и своему любимцу.

Кошелев, благообразный, солидный солдат из сибиряков, засмеялся.

– Так что, ваше благородие, чихнул на штабс-капитана.

– То есть как это чихнул?

– Штабс-капитан позвали меня к себе, я подошел, а тут чох на меня напал, малость на их попало, они и дали мне десять часов под винтовкой.

– Та-а-ак! На начальство, говоришь, начхал. Я, брат, сам часто на начальство чихаю, но делаю это с оглядкой к тебе впредь советую. Ступай в казарму.

– Покорнейше благодарим, – обрадовался солдат, снимая винтовку с затекшего плеча.

– А ты за что? – спросил Борейко у следующего.

– Плохо посмотрел на штабс-капитана, ваше благородие, они и рассерчали – стань, грит, дурень, на восемь часов под винтовку.

– Как же ты на них посмотрел?

– Вестимо как, ваше благородие, абнакновенно.

– А ты знаешь, что по уставу полагается «есть глазами начальство», а ты – «абнакновенно». Следующий раз, как штабс-капитана увидишь, так не только ешь, а грызи его прямо глазами. Понял? Ступай.

Солдаты совсем повеселели и ждали своей очереди.

– Ты за что? – спросил Борейко у третьего.

– Без портупеи до ветру пошел, а штабс-капитан увидел.

– Что же ты, разгильдяй такой!

– Так, ваше благородие, до ветру все одно портупею снимать надоть.

– Там и портки скидать приходится, так ты и пойдешь до ветру голозадым, дурья ты голова? – под хохот солдат сказал поручик. – Аида все в казарму! – приказал он.

Солдаты с веселыми шутками побежали в казарму.

– Чиж на тебя в претензии будет, – предостерег Звонарев.

– А мне наплевать на него.

– Это же подрывает его авторитет у солдат.

– Да у него давно никакого авторитета нет. Сам его подорвал своей трусостью и глупыми взысканиями. Солдат, брат, нас всех насквозь видит лучше, чем мы друг Друга.

В канцелярии Борейко потребовал у Пахомова книжку артельщика, где записывались все расходы по артельному хозяйству.

– Ну, Пафнутьич, – обратился он к старшему писарю, просмотрев тетрадь, – говори прямо: сколько украли?

– Что вы, ваше благородие, мы этим не занимаемся, – с возмущением ответил Пахомов.

– Посмотрим.

Звонарев стал читать статьи расхода по книжке, а Борейко просматривал соответствующие счета.

Когда чтение было окончено, поручик аккуратно стал выдирать из пачки сшитых документов отдельные счета.

– Ваше благородие, что вы делаете? – испугался писарь.

– Подложные счета выбираю, – буркнул Борейко. – Пиши, Сережа, при проверке обнаружено наличие фальшивых счетов на… сейчас на счетах прикину – рублей семьдесят шесть, копеек двадцать.

– Да какие же они фальшивые? – взмолился Пахомов.

– Это что? Куплено лаврового листа и перцу на десять рублей, и подпись какая-то китайская – не то ВыньХу-чи, не то Сыхь Чи-ли. На эти деньги лаврового листа купишь на целый год, а тут через пять дней еще на рубль того же листа. Что же, по-твоему, рота только одним лавровым листом питается? А это – «чумизы на двенадцать рублей», за эти деньги три воза можно купить, а тут всего три пуда показано. За такие штучки под суд пойдешь, Пахомов, – пригрозил Борейко.

– Ваше благородие, я человек маленький, – бормотал писарь, – как штабс-капитан приказали, так я и делал.

– Сколько же штабс-капитан за это заплатил тебе с артельщиком?

– Скупы они, ваше благородие, только По трешке дали.

– Эх, за трешку в тюрьму сядешь, Пафнутьич. Умнее я тебя считал, ан, выходит, ты и вовсе глуп.