– Да.

– Ну, и как там на воле?

Молча пожал плечами, не зная, что на это ему можно ответить.

– Свобода. Красивые телки и деньги. А главное, мусора-пидорасы не забивают до полусмерти.

Пятеро, как по команде обернулись на меня и прошлись по моему изнуренному потрепанному виду пристально острым взглядом.

Только один из них за все время так и не проронил ни слова. Однозначно он был из их шайки, но держался особняком. Молчаливый. Серьезный с угрожающей тяпкой и хмурым взглядом. А на груди видать было выбито судно, так как из краев майки алкоголички вырисовывался размашистый парусник и слова «Куда ветер туда и я».

– Это, чтоб тебе жизнь медом не казалась… – цыкнул, оскалившийся Сибиряк. – Чем, угощать собрался? Где, передачка? Это, как с прибылью. Имеешь, делись!

– Ни осталось ничего. Все отмели в накопителе. Я пустой.

– Ну, точно ушлепок! Никакой пользы от тебя, – рявкнул Купец, с пол оборота придя в бешенство. – Че, делать с ним будем, мужики?

– Пусть пока проходит. Профессор с Барсом сами решат, – махнул рукой к свободной койке, Сибиряк. – Заходи. В углу брось скатку, – не глядя, обращается ко мне. – Только, этих отбросов не касайся, – кивает на притихших петухов сидящих на полу. – А то, не успеешь моргнуть, как окажешься одним из чушек на параше.

– Не канает так, Серый, – разозлился, Медведь.

– Это, ты Барсу скажешь, – не поднимая на сокамерника глаз, выцедил, Сибиряк и, тот, тотчас примолк.

Значит, все же старший не он.

– Спасибо, – неслышно благодарю и, с колотящимся до боли сердцем, стороной обхожу шнырей и низшую на земле масть.

Не успел бросить на шконку матрас, как дверь в камеру открылась, запуская новоприбывших. Двоих сопливых узнал сразу. Мы сидели вместе в одном автозаке, когда заехали на тюрьму. С первого взгляда чувствуется, как ссут и трясутся перед неизвестным. До сих пор не поняли, где оказались.

И, снова начались те же самые вопросы, но уже адресованные не мне. Все по одному сценарию, только в этот раз страшный сон превращался в явь и беспредел положенцев стремительно разворачивался на глазах.

Один пацан совсем сник. Заикался, оправдывался, ненароком демонстрируя в полной мере свою слабость. В ход пошли от арестантов недвусмысленные приколы, задевая честь и мужское достоинство. А зеленый парнишка с накатывающимися слезами в расширенных от испуга глазах, дрожал, и, невпопад на их красноречивый треп, кивал башкой, хавая все, что ему шили на месте.

– Ладно, небоись, – добродушно пропел Медведь, радостно хлопнув ладошами, которому определенно было за сорок и, дождавшись молчаливого одобрения Сибиряка, в предвкушение мерзко облизнулся. – Прикроем. Никто тебя тут не тронет. Будем твоей крышей.

– Ппправдаа? – с сомнением в голосе застыл, Петя. – Это возможно?

– Ну а что, мы обманывать тебя станем? Посмотри на нас. Не шушара какая-то. Упаси господь, – деланно перекрестился, Медведь, и, возвел глаза к потолку. – Правда, услуга будет тебе стоить определенной платы.

– Я все сделаю! – с готовностью частит. – Что нужно? – встрепенулся пацан и приблизился к ним довольно усмехающимся.

– Ну не знаюююю… пораскинь умом, Петя-Петяяяя, пету… – тихо и скользко захохотал, до конца не высказавшись. – Мы взрослые дяди. Давно сидим. Девочек не видим. Про ласку совсем забыли. Давай массаж сделаешь и на этом порешаем.

– Ккккаккой, массаж? – растерянно округлил пацан шары и сглотнул.

– Эротический. Какой же еще…

Вся хата загоготала кроме меня и тех парней, что зашли в камеру последними.

– А что, мне будет за это… Ну, я же потом…

– Петя, сказали же тебе, что станем крышевать тебя. Никто и пальцем не посмеет тронуть. Отныне, ты с нами.