ООН с самого своего возникновения резко выступала против какой-либо дискриминации, основанной на различиях расы, пола, языка и религии. В ее Уставе имеется специальный пункт, утверждающий равноправие людей независимо от расы или этнической принадлежности. В рамках ООН были приняты Конвенция о предупреждении и наказании преступлений геноцида (9 декабря 1948 г.), Декларация о ликвидации всех видов расовой дискриминации (20 ноября 1963 г.) и Конвенция об устранении всех форм расовой дискриминации (21 декабря 1965 г.)[443]. В 1971 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию № 2545 о специальных мерах по борьбе с нацизмом и расовой нетерпимостью, а в 1973 г. Конвенцию о пресечении преступлений апартеида и наказании за него. Борьба с расовой дискриминацией объявлена безусловной международно-правовой обязанностью всех государств – членов ООН[444].

Если в 1930-х гг., когда все еще господствовал «научный расизм», попытки отдельных ученых поднять научную общественность на борьбу с расизмом имели на Западе весьма скромные результаты[445], то после войны общественные настроения резко изменились. В конце 1940-х гг. при ЮНЕСКО был организован Комитет антропологов, психологов и социологов, подготовивших Декларацию по расовым проблемам. Она была опубликована 18 июля 1950 г. и стала предметом широкого обсуждения[446]. В связи с тем что она вызвала волну весьма неоднозначной критики, Комитет был преобразован и на этот раз включил одних лишь биологов. Новая Декларация о расах и расовых различиях появилась в июне 1951 г. В обоих документах недвусмысленно подчеркивалось, что человечество представлено единым биологическим видом, что у его отдельных расовых групп имеется гораздо больше генетических сходств, чем различий, и что эти группы способны к беспрепятственной метисации. Поэтому какой-либо вред от смешения рас отрицался. Авторы убеждали, что интеллектуальные или психологические различия, если они имелись, были следствием среды, образования и обучения и не имели никакого отношения к физическим («расовым») признакам. То же самое относилось и к культуре, особенности которой предлагалось искать в своеобразии исторического развития, а не в генах.

В то же время первая Декларация обращала внимание на определенную произвольность отождествления отдельных национальных, религиозных, географических, лингвистических и культурных групп с «расами», что свойственно общественному мнению. Во избежание этого, по предложению одного из авторов текста Эшли Монтегю, рекомендовалось использовать в таких смыслах термин «этнические группы». Кроме того, отмечая вред «расового мифа», авторы с негодованием клеймили любую дискриминацию, основанную на биологических признаках. Они называли расу «социальным мифом» и отрицали тот факт, что группы будто бы отличаются врожденными психическими чертами. В то же время авторы отстаивали идею, согласно которой «биологические исследования подтверждают этику всеобщего братства» и что «у человека дух сотрудничества… имеет более глубокие корни, чем любая своекорыстная тенденция»[447]. Именно последнее вызвало наибольшие возражения критиков, упрекавших авторов текста в «наивно-гуманистическом подходе». Немало критиков не могли согласиться и с отказом от понятия «раса». Были и такие, кто не желали подвергать сомнению связь духовных качеств с физическими[448].

Вторая Декларация была выдержана в более строгих научных тонах. Ее авторы фактически признали, что вопрос о психических групповых признаках остается нерешенным. Однако, признавая различие «национальных групп» по психическим особенностям, они отказывались объяснять это расовой принадлежностью. Они категорически заявляли, что «генетические различия ни в какой степени не определяют социальных и культурных различий между человеческими группами». Однако социальные проблемы, включая дискриминацию, авторы этого текста предпочли не обсуждать