. Между тем риторика XIX в. делала акцент на ущербности еврейской телесности, что было напрямую связано с расовым дискурсом. О связи антисемитизма с расизмом, направленным против чернокожего населения, недвусмысленно говорит тот факт, что в Вене рубежа веков евреев рассматривали как «черных» и искали их происхождение в Африке[261].

К середине XIX в. относятся первые попытки обосновать расовый подход «научными фактами» (Луис Агассиз, Сэмуэль Мортон, Джосайя Нотт и Джордж Глиддон в США, Жозеф А. де Гобино во Франции, Роберт Нокс в Великобритании), причем развитие этих идей прослеживается с конца XVIII – начала XIX в., когда их высказывали Лорд Кэймс, Эдвард Лонг и Чарльз Уайт в Англии, Кристоф Майнерс и Георг Форстер в Германии и Жульен-Жозеф Вирей, Жорж Кювье и Франсуа Перрон во Франции[262]. Тогда доказывали, что расовые различия вечны и неизменны, что расы различаются уровнем интеллекта, и это якобы отражается на размерах мозга или соотношении разных участков мозга, отвечающих за различные способности. Из этого делали вывод о том, что различные расы в разной степени способны вести «цивилизованный» образ жизни. В середине XIX в. определенным авторитетом пользовалась школа полигенистов, представлявших расы разными биологическими видами и доказывавших их будто бы разное происхождение[263].

Затем на смену этому пришла идея эволюции, но, вопреки взглядам самого Чарльза Дарвина, она лишь укрепила позиции расистов. Ведь она позволяла выстраивать целую иерархию рас и предполагать, что та отражает эволюционные этапы развития человечества. Мало того, во второй половине XIX – первой половине XX в. некоторые специалисты пытались развивать «эволюционный полигенизм» (Карл Фогт и Эрнст Геккель в Германии, Артур Кис в Англии, Эрнест Хутон в США). Речь шла не только о типологии, но и о качественной оценке разных человеческих типов, что неизбежно увязывало научные построения с расовой политикой. Ведь все это вкупе с социологическими построениями главного социодарвиниста Герберта Спенсера использовалось для обоснования социального неравенства и запрета смешанных браков, для поддержки колониальных режимов и империалистических захватов[264]. Тогда-то и получила широкое хождение идея о «белой арийской расе», которая будто бы разнесла высокую культуру во все уголки земного шара. В частности, Гобино первым связал формирование древних цивилизаций с «арийской расой»[265]. Правда, он отождествлял «арийцев» с потомственной аристократией и был ярым противником патриотизма и национализма[266]. Затем польский социолог Людвиг Гумплович выдвинул в 1885 г. идею о «расовой борьбе», якобы определявшей ход истории. Но под «расой» он понимал то, что сегодня называется «народом-этносом».

С развитием физической антропологии некоторые авторы (адвокат Жорж Ваше де Ляпуж, статистик Отто Аммон), составившие группу антропосоциологов, пытались доказать, что психические качества людей зависели от величины головного указателя: по этой теории только «длинноголовые» могли по праву лидировать в мире. Однако, подобно Гобино, эти авторы интересовались прежде всего социально-расовыми различиями между представителями «арийской» и «альпийской» рас и были далеки от национализма. Например, Аммон доказывал, что в силу естественного отбора более умственно развитые «длинноголовые» концентрировались в городах, а «короткоголовые» были обречены на жалкое существование в сельских районах[267]. Лишь в работах расиста Хьюстона Чемберлена «длинноголовые арийцы» оказались прочно связанными с германцами, что сделало расизм привлекательной доктриной для немецких националистов и шовинистов