Конечно, он мог ворваться в дом и сразу прикончить Такера. Но этого ему было мало. Он страстно и неотступно желал заставить его мучиться. Он больше тридцати лет ждал возможности отплатить кому-нибудь из Лонгстритов сполна. И вот наконец такая возможность представилась.

– Я отстрелю тебе яйца, Такер. Всю твою машинку отстрелю, коей ты так похваляешься. Воздам за все прелюбодею и развратнику! Отправишься в преисподнюю без своих причиндалов. И на то воля божья. Ты слышишь меня, язычник, грешник богопротивный? Ты слышишь, что я тебе говорю?

Такер даже испытал некоторое сожаление, когда приставил ствол ружья к левому уху Остина.

– Слышу, слышу, кричать нет необходимости… – Он надеялся, что Остин не заметит, как ружье дрожит в его руках. – Положи оружие, Остин, или я сейчас всажу тебе пулю в голову. Поверь, мне это будет нелегко. Ты-то умрешь, а вот мне придется выбросить свою почти новую рубашку.

– Я тебя убью! – зарычал Остин и попытался повернуть голову, но Такер ткнул ему ружьем в ухо.

– Только не сегодня. Сегодня ты этого не сумеешь. А ну-ка, отбрось ружье, затем отстегни пояс с ножом. Давай, только медленно и осторожно.

Остин все еще колебался, и Такер еще раз ткнул его в ухо. Ему вдруг привиделось нечто странное: как он протыкает стволом всю голову насквозь, и тот выходит в другое ухо…

– Да, я не очень хороший стрелок, но с такого расстояния, пожалуй, даже я не промахнусь.

И Такер вздохнул с несказанным облегчением, потому что Остин наконец отбросил ружье в сторону.

– Кэролайн! – крикнул Такер. – Позвони-ка быстренько Берку и скажи, чтобы он немедленно приехал сюда с буксиром. А потом принеси мне веревку.

Как только пояс упал в грязь, Такер ногой отшвырнул его.

– Ну а теперь, что ты там болтал насчет моих причиндалов, Остин?

Через две минуты Кэролайн осторожно вышла из дому, неся в руках бельевую веревку.

– Он едет. А я только…

Голос ей изменил, когда Кэролайн посмотрела на человека, растянувшегося на траве. У него было грязное от пота и каких-то черных потеков лицо, мощное тело, похожее на танк, и сильные ноги, напоминающие железные рычаги. И несмотря на то, что это Такер стоял над ним, уперев ствол ружья Остину в затылок, именно Такер казался уязвимым и тонким, как зубочистка.

– Я принесла веревку, – сказала Кэролайн, хотя ее голос походил скорее на жалкий писк.

– Хорошо. Детка, ты сможешь подойти к нему со спины?

Облизнув пересохшие губы, Кэролайн с опаской, на большом расстоянии, обошла Остина.

– А как ты… Я хочу сказать, он ведь такой большой!

– И рот у него тоже большой. – Такер не смог удержаться, чтобы не дать Остину небольшого тычка в бок. – Он так громил и поносил грешников, суля огонь и пепел, что не слышал, как один из них подобрался к нему сзади. Ты умеешь стрелять?

– Да, – решительно ответила она и, поглядев на ружье, добавила: – Немного…

– Немного – это хорошо. Правда, Остин? Она сумеет тебе отстрелить какой-нибудь жизненно важный орган, если ты чересчур активно пошевельнешься. Нет на свете никого опаснее женщины с заряженным ружьем! Даже если эта женщина – янки. Так вот, Кэро, ты целься ему прямо в голову, пока я его буду связывать.

Такер вручил ей тяжелое ружье, и они обменялись взглядами, в которых выражалась безудержная, почти сумасшедшая радость. В это мгновение они были самыми близкими друзьями.

– Целься вот сюда, детка. Нет-нет, не в меня. И слушай: если он хоть немного пошевелится, то просто нажми на курок. А затем закрой глаза, потому что выстрелом ему оторвет голову. А я не хочу, чтобы ты видела эту отвратительную картину.

И Такер подмигнул Кэролайн, давая знать, что его предупреждение предназначается только для Остина.