В некотором смысле, я сама напросилась на это. Я попросила у нее «бабушкиного совета», и вот он. Но какими бы отвратительными ни были ее представления о том, как выжить в ее мире, это привело меня в ее дом, так что это именно та победа, которая мне была нужна.

– Мне нужно в туалет, – говорю я ей, после чего встаю и ставлю чашку на стол, не пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Я… неважно себя чувствую.

Я чувствую на себе ее взгляд, когда выхожу из гостиной в коридор и кладу руку на живот, чтобы показать, будто меня вот-вот вырвет.

Как только я оказываюсь вне поля зрения Оливии, то немного выпрямляюсь и ускоряю шаг. Я без труда нахожу дорогу обратно в комнату, мимо которой проходила вчера. На этот раз дверь закрыта, и я задерживаюсь на секунду, чтобы убедиться, что поблизости нет никого из прислуги, – а затем берусь за ручку.

Дверь, слава богу, не закрыта на замок, так что я тихонько проскальзываю в комнату.

Пульс учащается, от необходимости спешить трясутся руки. Скорее всего, у меня всего пять минут или около того, если я пытаюсь сымитировать время на поход в туалет. Еще немного, и Оливия потеряет терпение, поэтому пришлет кого-нибудь за мной… или, что еще хуже, придет сама.

Достав из кармана телефон, я быстро подхожу к картотечным шкафам и выдвигаю верхний ящик одного из них. У меня нет времени фотографировать все документы внутри, поэтому я делаю снимок, на котором видны все маленькие выступы в верхней части разделителей файлов. Мне нужно будет показать это ребятам и посмотреть, узнают ли они что-нибудь, связанное с работой, которую они выполняли для Оливии.

Я повторяю этот процесс с остальными ящиками, открывая и закрывая их как можно плавнее и бесшумнее, а также мысленно отсчитывая секунды.

К тому времени, как проходит уже четыре минуты, сердце у меня начинает биться где-то в горле. Я делаю еще несколько быстрых снимков, а затем засовываю телефон обратно в карман. На секунду я провожу влажными от пота ладонями по одежде, чтобы немного высушить их, и заставляю себя сделать несколько медленных вдохов в попытке угомонить бешено колотящееся сердце. Затем возвращаюсь в гостиную.

У меня мурашки бегут по коже от осознания происходящего, но Оливия, кажется, не замечает ничего необычного, и, когда я снова сажусь на диван, она продолжает урок своим холодным резким тоном.

Устраиваясь поудобнее, я внимательно слушаю и киваю, когда это кажется уместным.

Она рассказывает обо всем, начиная с того, как мне следует одеваться, и заканчивая тем, какие разговоры мне следует вести с людьми на общественных мероприятиях. Очевидно, для всего существуют негласные правила, и к тому времени, когда она наконец останавливается, у меня голова идет кругом от информации.

Оливия окидывает меня взглядом и фыркает, сцепив пальцы на коленях.

– Я не ожидаю, что ты всему научишься за один-два урока, – говорит она. – И, конечно, лучший учитель – это опыт.

– Естественно, – бормочу я.

– У тебя будет много возможностей учиться, но учись быстро.

– Я сделаю все, что в моих силах.

Она бросает на меня взгляд, который ясно говорит о том, что она невысокого мнения обо мне, и я вздыхаю. Мне уже не терпится покончить с этим.

– На сегодня хватит, – говорит она. – У меня есть другие дела. Организовать свадьбу в такие сжатые сроки – задача не из легких. – Бабушка смотрит на меня так, словно это моя вина, а затем добавляет: – Встретимся снова завтра. У нас запланирована примерка платья. Тебе нужно что-нибудь для вечеринки по случаю помолвки, и я знаю, что у тебя нет ничего подходящего.

– Ладно.

Я коротко киваю, ненавидя себя за то, что, позвонив ей сегодня утром, фактически лишила себя единственного дня, который могла бы провести, не наблюдая физиономию своей ужасной бабушки. Но, по крайней мере, я извлекла из этого хоть что-то полезное.