Он немного помолчал, а затем отрывисто продолжил:

– С самого моего детства все считали меня бестолковым, я плохо учился и не стремился стать лучше. Откуда им было знать, что я делал все, что в моих силах? Я старался, но не мог сравняться с братьями. Им стоило раз пробежать глазами по строчкам, чтобы запомнить прочитанное, а я и после третьего раза ничего не мог запомнить. Они схватывали на лету все, что говорил отец, а мне приходилось ломать голову, и все равно я не мог взять в толк, о чем он говорит. Нрав у меня вспыльчивый, и я часто попадал в неприятности из-за своих неосторожных действий. Все кругом, тайно или явно, смеялись надо мной, и лишь восьмой брат обычно защищал меня, хотя и он не скупился на упреки. – Помолчав с минуту, десятый принц тихо спросил: – Жоси, ты считаешь меня глупым?

Я улыбнулась одними губами:

– Глупым? Но кто, как не глупец, стал бы надо мной издеваться и дразнить меня? – Собравшись с мыслями, я добавила: – Но мне нравится проводить с тобой время именно потому, что ты глуп. Потому что я знаю, что если ты радуешься, то ты действительно рад, недоволен – взаправду недоволен; если тебе что-то нравится, то нравится без всяких сомнений, а если ты что-то ненавидишь, то так и есть. Ты не похож на тех, кто плетет слова, радушно улыбаясь, а в душе таит ненависть. Рядом с тобой я могу громко смеяться, когда мне радостно, и не прятать гнев или недовольство. Знаешь, я счастлива, когда мы вместе, очень счастлива.

Пока я говорила, он не отрывал от меня взгляда. А когда я закончила, отвернулся. После недолгого молчания он негромко произнес глубоким, немного гнусавым голосом:

– Я тоже счастлив.

Мы оба замолчали. Мы сидели, не произнося ни слова, пока снаружи не донесся голос четырнадцатого принца:

– Пора возвращаться!

Я поднялась, взяла в руки чайничек и разлила остатки вина. Взяв одну чашку, я передала десятому принцу другую и, подняв свою за его здоровье, залпом осушила ее, а затем, перевернув, поставила на стол донышком вверх. Десятый принц последовал моему примеру и тоже выпил до дна.

Я улыбнулась ему и склонилась в поклоне со словами формального прощания:

– Жоси просит позволения откланяться!

Выпрямившись, я подняла занавеску и вышла.

Беззвучно падал первый в этом году снег. Он падал весь день, и наутро, проснувшись, я обнаружила, что мир стал чистым и белым-белым.

Я больше трех лет не видела снега – с тех пор, как закончила университет и уехала работать в Шэньчжэнь. Почувствовав воодушевление и невообразимый восторг, я вознамерилась немедля прогуляться по снегу, что искрился, словно хрусталь.

Поняв, что ей меня не отговорить и остается лишь подчиниться, Цяохуэй побежала искать для меня плащ с капюшоном и теплую шапочку. Я выбрала ярко-красный муслиновый плащ, подбитый белым кроличьим мехом, надела шапку в тон и поторопилась на улицу, желая поскорее ступить на свежий снег.

– Возвращайтесь пораньше! – кричала Цяохуэй мне вслед.

В воздухе невесомо кружили снежинки. В белой пелене мир казался неясным и размытым – в десяти шагах уже было ничего не разглядеть.

Я шла без особой цели, наобум. Кругом не было ни души. Мои ноги то и дело проваливались в снег. Я шла и думала о том, что, как бы ни был велик этот мир, мне не по пути с живущими в нем, я была здесь совсем одна и, неприкаянная, бродила между небом и землей.

До моих ушей донесся шорох: некто догнал меня и пошел рядом.

Слегка повернув голову, я обнаружила возле себя восьмого принца, одетого в черный, подбитый соболиным мехом плащ и широкополую темную бамбуковую шляпу. Молча он шел рядом со мной по снежному покрывалу.