Она неожиданно легко поддалась вперёд, со скрипом открыв чёрный проём. Я тут же отдёрнула руку и замерла на месте. Что? Она была открыта? А как же заклинание?

Беспомощно обернулась на остальных и увидела, что ребята стоят, не менее ошарашенные, чем я.

– Магии нет, – вдруг пискнула Ханна.

– Чего? – удивилась я.

– Я хорошо чувствую магический фон, – пролепетала она, – его тут нет. Заклинание как будто сняли. Ой, не нравится мне это!

Меня охватило нехорошее предчувствие. Что-то тут было не так.

– Бежим! – взвизгнула я и, захлопнув дверь, первая кинулась прочь, к лестнице. Остальные побежали за мной; перепрыгивая через ступеньки, мы вихрем промчались вниз и влетели в аудиторию магистра Отто Галя.

– Ещё минута, и я бы зачёл вам опоздание, – сухо сказал он, поправив очки, – итак, записывайте. В основе трансмутации неодушевлённых предметов лежит…

***

Успокоиться после произошедшего мне удалось только к концу дня. Когда прозвенели мелодичные колокольчики, ознаменовавшие конец последней лекции, я с наслаждением вскочила и первая направилась к выходу, мечтая как можно скорее что-нибудь съесть…

…И с размаху врезалась в Иштвана, появившегося в этот момент в дверях.

– Простите, – обмирая, ахнула я. Алдериан отстранил меня, бережно взяв за плечи, деловито кивнул в знак приветствия и сухо сказал:

– Вы-то мне и нужны, Василиса-тар.

Сердце ёкнуло и сладко запело, но Иштван безжалостно продолжил:

– А так же Саланне-тар и Мольнар-тар. Всех, кого я назвал, прошу пройти в мой кабинет.

Нехорошее чувство, посетившее меня у злополучной чёрной комнаты, вспыхнуло с новой силой.

***

– Мне стало известно, – негромко, но веско сказал Иштван, когда мы все зашли в его кабинет и встали перед его столом, – что вы побывали в восточной башне. Конечно, само по себе это не преступление. Однако, Мольнар-тар, прошу, просветите нас, что было там написано на чёрной двери?

Запинаясь и отчаянно коверкая слова, Петер кое-как повторил надпись и съёжился, втянув голову в плечи. На фоне Иштвана, возвышающегося прямо напротив него, он казался тщедушным и низким. Я мрачно молчала, переминаясь с ноги на ногу. Сердце не просто ныло – оно набатом колотилось от ощущения надвигающейся беды.

– Табличку там повесили не просто так, – сухо сказал Иштван, и его глаза скользнули по нам. Меня обдало огнём и сразу же бросило в морозный холод, – там хранятся опасные предметы. Но сегодня кто-то снял охранное заклинание с входа, а один из таких предметов пропал.

Он замолчал. В повисшей тишине был слышен далёкий радостный гомон – студенты торопились в столовую. Иштван обвёл нас тяжёлым взглядом и произнёс то, от чего у меня немедленно заледенели руки:

– Инквизитор должен всегда помнить о том, что правила безопасности написаны кровью тех, кто пережил – или не пережил беду. Именно поэтому Правила моей Академии гласят, что подобное нарушение запрета карается самым суровым образом. Нарушитель немедленно исключается без права восстановления.

Повисла звенящая тишина. Я вспомнила чернильную тьму за дверью и странный шорох. Сглотнула. Сердце колотилось, как бешеное, а щёки залила предательская краска. Мы не сделали ничего такого, в отчаянии утешала я сама себя. Я просто дотронулась до двери. Заклинание-то было снято до нас!

Но это работало слабо. Мне уже казалось, что глаза Иштвана видят всё, проникают в самые потайные уголки наших душ.

– Один из вас сделал это. Больше никого сегодня в восточной башне не было, – сухо продолжил Алдериан, и я, несмотря на серьёзность момента, невольно засмотрелась на его лицо. Скрытый гнев придавал особенный блеск его глазам, и мне вдруг захотелось дотронуться до его скул, – если он или она признается сам, я готов выслушать.