Нет, поначалу было все хорошо. Валера ухаживал, дарил цветы, свадьба с большим количеством гостей и выкупом невесты. Но когда в нашей семье заходил вопрос о детях, это откладывалось на потом. Нет своей квартиры, нет дачи, нет машины, нет запасного капитала, мы еще мир не посмотрели. И вот уже мне сорок пять лет, есть все: своя жилплощадь, загородный домик, в который мы приезжаем раз в пятилетку, машина, счет на большую сумму денег... Но все уже перекипело, нет больше любви, нет тепла и радости. Нас больше ничего не объединяет. Мои разговоры о детях приводят к тому, что нам и так хорошо. А где ж хорошо?
Вспомнив о детях, сердце кровью обливается, а я так мечтала о большой и дружной семье, как была у меня. Мои старшие братья после смерти отца забрали маму в Америку, предложили и мне с Валерой. Да где уж, сколько возмущений я наслушалась от мужа. Даже вспоминать не хочу.
С неба вновь стали срываться белоснежные снежинки. Правду говорят, погода женского рода, и ей свойственно меняться. С самого утра лил дождь, потом солнце, а сейчас - снег.
Протянула ладонь в черной перчатке, на которую медленно упала белоснежная снежинка. Говорят, каждая из них уникальна; разглядывала ее, пока она не стала таять. А вместе с ней уходила и тоска с разочарованием. Такая легкость на душе, словно тонну груза сняло.
- Все б отдала, чтобы изменить свою жизнь, - прошептала, глядя на реку.
Вновь телефон, достаю, всего пару слов высвечивается: “Ты где?”. Ну да, по времени-то уже я должна быть дома.
Делаю пару шагов, как вдруг в груди начинает гореть, словно к сердцу раскаленное железо поднесли. Рука сама хватается за бетонный гладкий бордюр в поисках опоры, в груди резкая боль словно всю грудину рассекли-разворотили, еще немного, и я потеряю сознание. Огонь разгорается все сильнее, кажется, я вижу его перед глазами. Языки пламени повсюду, они охватывают меня, причиняя тем самым немалую боль. Опора под рукой пропадает, и я лечу.

2. Глава Вторая. Привет, дурдом!  

Гул чужих голосов разносился в комнате, бил жутким набатом в голове. Хотелось громко закричать: ”Заткнитесь!”. Голова, словно орех, раскалывалась на две части. Я прислушалась к себе: боли больше нигде не было.

“Инфаркт, - сделала мысленно заключение, - нужно больше отдыхать”. Это все переживания, сколько раз я говорила себе отбросить негативные мысли и просто жить. Нет же, я люблю усложнять жизнь, себя накручивать, продумывать.
“Да сколько ж можно, это врачи или базар?! Я здесь больная, а все дружно успокаивают какую-то дамочку. Еще и палата общая”, - кажется, моему золотому терпению приходит конец.
С трудом разлепила веки, они будто склеились. Первое, что бросилось в глаза - это ужасного балдахин ярко розового цвета над моей головой.

“Такого в больнице нет”, - пронеслось в голове. Взгляд стал гулять по доступному пространству: окно, задернутое плотными шторами такого же отвратительного цвета, что и балдахин; кресло, в нем красивая, стройная девушка-блондинка в обнимку с тремя мужчинами. Вернее ее голова страдальчески лежала на груди у высокого брюнета, а стоящие рядом двое мужчин ее обнимали, словно родную.
“Что за вакханалия? Дом терпимости какой-то, а не больница”! С отвращением перевела взгляд дальше. Рядом с кроватью сидел, держа меня за руку, блондин с бездонными голубыми глазами. Он вглядывался в мое лицо, в глаза, как будто-то искал в них что-то родное. Это меня невероятно смутило: не привыкла я, чтобы мужчины на меня так смотрели.
“До чего же хорош”, - мелькнула в голове мысль, но я ее категорически отогнала. - “Меня какой-никакой, но муж дома ждет”.