Бокалы согреваются в моих руках. Санаду опять смотрит странно.
– Выбрать вдумчиво и быстро, – соглашается он. – Дело в магии. Она вас убивает. Заклинание стазиса замедлило процесс, но чем дольше вы здесь находитесь, тем быстрее магия будет вас убивать, скоро вы ощутите недомогание и…
– Вы это третий раз говорите, я поняла. Что делать-то?
– Это я и пытаюсь объяснить, а кое-кто перебивает.
– Только как-то неясно объясняете. Первый раз, что ли?
Брови у него подскакивают, губы дёргаются:
– Послушай, это официальная встреча, есть правила её проведения, есть протокол. Ты не первая иномирянка, которой я объясняю, но ты первая, кто… так перебивает. А я, между прочим, вампир!
Он выжидательно смотрит на меня.
4. Глава 4
– Я догадалась, что у вас не маскарадная вставная челюсть – держится слишком хорошо. И? – не понимаю смысла уточнения: клыки он не скрывал. – Это имеет какое-то значение?
– Ты ведь с Земли, – Санаду указывает на Пушкина на моей груди.
Опять он тянет время!
– Да, с Земли. Как мне спасаться?
– Я вампир. Тебя это не смущает?
Он не только с Пушкиным, но романтическими вампирскими историями знаком? Спешу его успокоить:
– Не волнуйтесь, домогаться не буду.
Санаду приоткрывает рот что-то сказать. Закрывает его. Смотрит на меня странно. Не верит? Опасается, что наброшусь с просьбами любить и обратить?
– Правда не буду, – обещаю я. – Ни вас, ни других вампиров, вы в полной безопасности.
– Прямо успокоили. Кхм! – Прокашлявшись, Санаду как-то слишком по-человечески чешет пальцем над бровью. Вздыхает и повторяет. – Ты должна выбрать.
Стоически молчу. Может, у него не одна тысяча лет за спиной и старческий маразм, поэтому повторяется. Или долгожительство сказывается на восприятии времени, и я не прямо сейчас, а через неделю от магии начну умирать.
– Это, – Санаду кивает на красную жидкость, – позволит остаться здесь. После ряда мероприятий и некоторых ограничений ты сможешь обучиться магии. Обучение придётся отработать. Ты вряд ли сможешь вернуться к родным. Предупреждаю: здесь много разных существ, люди не высшая раса, а иномиряне редко добиваются успеха. А это, – он кивает на тёплый бокал с «шампанским», – освободит от этого всего, и через некоторое время ты вернёшься домой. К родным и близким, к своей привычной жизни. Словно ничего не случилось.
«Словно ничего не случилось» – так он маскирует стирание памяти о всём случившемся? Мои родные вернулись, но их жизнь не была прежней.
В висках бешено стучит: выбор действительно важный.
– Всё понятно? – спрашивает Санаду, и я с мелких пузырьков в бокале перевожу взгляд на него.
На тёмные-тёмные глаза.
– Скажите, я буду помнить об этом выборе?
Мгновение он будто сомневается, отвечать ли.
– Нет, – Санаду вскидывает руки и улыбается. – Никаких неприятных воспоминаний, сомнений. Вернёшься, как будто здесь и не была.
И я даже знаю, как чем это заканчивается.
– И как скоро можно будет вернуться домой? – мой голос тоже становится вкрадчивым.
На этот раз Санаду определённо колеблется – и дольше обычного.
– Точно сказать не могу, – признаётся он, чуть отводя взгляд. – Как правило, иномирян притягивает при схождении миров, и в силу некоторых особенностей обратно отправить без вреда для здоровья вас можно лишь со следующим схождением. Промежутки времени между ними разнятся. Но ты же хочешь вернуться безопасно, да?
– Как скоро? – стискиваю ножки бокалов.
– М-м, между схождениями иногда и год проходил. – Санаду снова потирает пальцем над бровью. – Но может и два-три.
– И пять-семь, – предполагаю я по семейной истории.
– Бывает и такое, – кивает Санаду, окончательно отводя взгляд. – Иномирцы, ожидающие возвращения домой, проживают вместе в отдельном поселении.