Я густо покраснела, вспомнив, что коврами устлан весь коридор, а потому масштаб трагедии, вероятно, преуменьшила.

Выйдя из ванной, сразу же наткнулась на служанку, которая нагнулась над полом и оттирала результаты моей небрежности. Рядом с женщиной находилось то, что нужно для уборки, а потому я заставила обратить на себя внимание громким покашливанием и спросила:

– А можно взять ведро и тряпку?

– Простите, госпожа?.. – удивилась женщина вопросу. Вскочив на ноги, она отряхнулась передо мной, после чего опустила взор, словно боялась гнева.

– Хочу забрать у тебя тряпку и ведро на несколько минут, – повторила я, отчего глаза служанки округлились. – В ванной нужно помыть пол, а то я случайно наследила. Прошу прощения за это.

Женщина так удивилась, что десяток секунд молча хлопала глазами, не понимая, как реагировать. Быть может, хозяйка изволила шутить, а она, глупая деревенская девка, не понимает? Однако это предположение оказалось в корзине неправильных – не дождавшись ответа, я сама подошла к хозяйственному инвентарю, схватила ведро за ручку и взяла тряпку.

– Нет-нет, госпожа! – перехватила ведро служанка. – Вам нельзя! Ваши руки!..

– Что «мои руки»? – непонимающе покосилась я.

– Ваша нежная кожа загрубеет из-за тяжкой работы! – запричитала женщина. – Я сама закончу с ковром, а потом вымою комнату.

Я настойчиво забрала ведро и под ошарашенный взгляд понесла в ванную.

– Ты, наверное, убираешься здесь каждый день, а я взяла и добавила тебе работы, – неловко ответила я, уже не оборачиваясь. Поставив ведро, аккуратно присела рядом с ним, намочила тряпку и стала убирать следы маленьких изящных ступней. – Понимаешь ли, я не так воспитана. Уважаю чужой труд.

Служанка продолжала стоять на месте и наблюдать через открытую дверь, как хозяйка быстро расправлялась с грязью, словно делала это всю сознательную жизнь, что было в принципе невозможно. Вспомнив о вспышке, которую слышала, когда очищала ковер, служанка задумалась о том, а не навел ли кто проклятье на хозяйку, которая раньше не то, что тряпку в руки – она и смотрела-то на слуг с открытым пренебрежением, как и подавляющее большинство господ на ее памяти. Так или иначе, спрашивать о таком нанимательницу – значит, отхватить грубостей в свой адрес в лучшем случае. В худшем – получить нагоняй за излишнюю болтливость. Так что этой ночью, когда в комнате прислуги соберутся все, она решила, что расскажет обо всем остальным, как обычно немного приукрасив. Этому невероятному событию однозначно не хватает маленькой детали. Например, широких зрачков, трясущихся рук и сильного травяного запаха изо рта – такое с госпожой Вайлет бывало, когда принимала дурманящие эссенции.

– И не смотри ты на меня так! – возмущённо воскликнула я, но только потому, что не любила, когда на меня долго пялятся с таким видом, словно что-то замышляют. – Лучше скажи, где лежат все эти приблуды для уборки, чтобы я больше не искала того, кто подскажет.

– В… кладовой. Она подле комнаты нашенской, – растерянно ответила служанка и, проморгавшись, отвернулась. На ватных ногах дошла до места, где оттирала ковер, но никак не может перестать думать об увиденном. Это ж надо – госпожа и убирается сама! Диво, не иначе! Сплетня об этом разлетится по всей округе!

Плеск воды, выливаемой из ведра в ванну, заставил служанку, обрадованную предстоящей ночной минутой славы, дернуться и устремить взор в сторону звука. Госпожа Вайлет вымыла пол и теперь опустошает ведро, после чего моет тряпку. Служанка решила, что, вероятно, сошла с ума, раз ей видится такое.

– Спасибо, – сказала я и поставила ведро с тряпкой рядом со служанкой. – Где конкретно эта ваша комната? А то я после удара головой малех подзабыла.