Последний день праздничной декады не задался с самого утра. Утро для настоятеля должно было наступить ближе к полудню – вчера с братом Меонием засиделись допоздна. Но оно пришло в этот раз всё же с рассветом.

Робкий стук в дверь, не прекращавшийся, казалось, вечность, заставил настоятеля открыть глаза и разрешить к себе войти. Понимал, что секретарь – брат Лиций, тихий и невзрачный человечек, просто так будить своего начальника не станет. Должно было случиться нечто серьёзное, чтобы Лиций решился его потревожить.

– Ваше преподобие, я прошу меня простить, что так рано, но тут у нас некоторые проблемы возникли, и я взял на себя смелость… я прошу, чтобы вы выслушали.

– Давай к делу, – морщась и проклиная свою вчерашнюю неумеренность, настоятель поторопил своего секретаря. Он знал его способность хоть весь день ходить вокруг да около.

– Брат Эклор… – секретарь тяжело вздохнул.

– Что брат Эклор? Проснулся? Упал? Вылетел в окно? Брат Лиций, перестань уже мямлить, говори, что хотел.

– Он умер.

Настоятель закрыл глаза и откинул голову на подушку. Немного помолчав, постаравшись изобразить приличествующую скорбь, тихо сказал:

– Спокойного посмертия нашему брату. Смерть на праздничной декаде – это благоволение Роха. Вечером мы вместе помолимся за нашего брата. От чего он умер? – Адалий задал вопрос, хотя мнение о причинах смерти Эклора у него уже было: допился, мерзавец.

– Видимо, сердце. У него лицо посинело, как в позапрошлом году у брата Оснера. Помните?

– Да. Удивительно. Никогда он на сердце не жаловался. Впрочем, ладно, иди, я подумаю пока о прощальном обряде, чтобы был достойным нашего брата.

Но вместо того, чтобы уйти, Лиций так и продолжал топтаться у входа и смотреть преданным взглядом на настоятеля.

– Что-то ещё? – Адалий еле сдерживал раздражение.

– Да, ваше преподобие. Книги.

– При чём здесь книги?

– Они пропали.

Увидев, как округлились заплывшие от многодневной пьянки глаза настоятеля, секретарь заторопился объяснить:

– Нет, не все, но восемь книг пропало, их нигде не могут найти. Брат Меоний уже проводит разбирательство. Ему как сказали, так он сразу же пошёл выяснять. Даже избил брата Ганека, что он не закрыл библиотеку, хотя тот и клянётся, что сам закрывал. Вот только начальник стражи ему не верит.

В монастырской библиотеке было почти три десятка книг, если точнее, то двадцать семь. Это было настоящее богатство, которое и не всегда купишь. Своих переписчиков в монастыре не было. Хотя большинство монахов были грамотные, но разве этим криворуким можно было доверить что-то красиво переписать на дорогую архарскую кожу? Да они бы только бесценный материал испортили. Восемь книг из двадцати семи!

– Гринг! Это он! Эта баронская сволочь давно нам пакости строит, – с настоятеля даже похмельная боль слетела. – Помоги мне одеться.

Во дворе монастыря уже шла расправа. Меоний не мелочился: все шестнадцать братьев, которые в эту ночь несли стражу, были избиты палками и отправлены в подземелье. Дальнейшую их судьбу должен был решить настоятель. Кому-то наказания палками будет достаточно, а кого-то придётся и запереть в монастырской тюрьме надолго. Необходим жесткий урок. Монахи не сервы или рабы, казнить их своей властью настоятель не мог. А искушение повесить парочку ротозеев в это утро у него было.

– Ваше преподобие, я приказал брату Норту допросить всех слуг, – лицо и шея брата Меония пошли красными пятнами, что всегда происходило, когда начальник стражи выходил из себя. – Никто ничего не видел. Растяпы! Думаю, что это мерзавец-барон. Больше некому. Только он мог нанять лазутчика.