– Отвратительный проступок! – заявила она. – В такой светлый праздник, когда мужчины должны защищать женщин!

– Мы готовы защищать, – мямлил Бобёр. – Просто… Просто мы не думали, что вы сюда зайдёте!

– И хорошо, что я рано зашла, – продолжала женщина. – Даже не могу представить, чем вы собирались заняться после возлияния.

– Что же вы такое говорите, – я попытался возмутиться. – Мы – парни правильные. Девушек любим.

– И где они? – спросила Резина, и глаза её загорелись. – Расскажи, облегчи участь.

– Мы собирались с ними после пар погулять, – соврал я.

– На пары – пьяными! – возмущалась Резина.

– Да сколько тут? – спорил Бобёр. – По полторы бутылки! Это так, горло промочить.

Возмущению Резиной не была предела. Она тут же выдала лекцию о вреде пьянства. О том, что наш вуз – это лицо медицины. Что мы должны навсегда отказаться от зелёного змия, если хотим быть первоклассными специалистами. А потом резюмировала, что стать мы ими сможем лишь после восстановления. Ибо будущее предрешено.

– Ну ладно Бобровский, – причитала чиновница. – Сразу видно, слабак, тюфяк и нюня. Но ты, Алексей! От тебя не ожидала!

– Мы же медики, – ответил я. – Ни разу такого не было, чтобы в 23-е февраля нельзя было выпить шампанского.

– Побойся бога! Всё, идём к декану. Видео я ему уже сбросила.

Я вздохнул. Петра Михайловича мы звали ласково – Дед. Он не обижался на это прозвище, кстати. Да и фамилия у него была такая, что особо не поиздеваешься – Преображенский. Свою ретивую сотрудницу он часто осаживал. Вот и сейчас у меня была надежда, что Дед нас простит.

Со стороны мы, должно быть, выглядели забавно. Впереди шли два студента, понурив головы. А за ними – немолодая женщина, что гордо несла перед собою три бутылки шампанского. Одна – открытая, а две – закупоренные. Да с торжествующим видом! Словно она ожидала от студентов деятельного раскаяния.

– Вот тебе и отметили, – буркнул я. – Враг ты, Бобёр. Говорил, давай не будем пить!

Товарищ молчал. Мы пришли к декану. Дед был человеком простым. Ему по штату полагалась секретарша, но приёмная всегда была пуста. Никто ему не готовил чай и кофе, никто бумажки не подносил.

Все знали, что эту штатную единицу он разделил между практикующими преподавателями. Чтобы у них было чуть больше зарплата. А значит, и мотивация учить нас, балбесов, будущей профессии.

Дед был не один. В кресле посетителя сидел мужчина в военной форме, на погонах – по четыре маленьких звезды. Сидел так, словно в него вставлена металлическая спица. При виде нас офицер поднялся. Пётр Михайлович сразу же замахал рукой, мол, садитесь. Военный присел. Мы же встали перед столом, понурив головы.

– Вот и залётчики, – объявила администратор с картинным возмущением. – Употребляли алкоголь! С самого утра, Пётр Михайлович!

– Да уж, – вздохнул он. – Наш университет – это храм. И негоже его осквернять такими… Игристыми винами. Идите, Заира Матвеевна. Дальше сами разберёмся. Как говорится, без дам.

Вот скажите честно, вам нравилось бывать в кабинете студенческой администрации? Мне – да. Дед был забавным человеком. К тому же, настоящим кардиохирургом. Провёл сложнейшие операции, был светилом науки.

Говорят, что в возрасте сорока лет с ним случилась профессиональная трагедия. Появился тремор рук. Обычный человек с подобным может прожить до старости и не испытывать неудобств. Но хирург – нет.

Деду (тогда ещё просто Преображенскому) пришлось отказаться от любимого занятия. Ибо кардиохирург без операционной – это теоретик. Многие нюансы не объяснить. Нужна практика. Нужна твёрдость, точность до микрона. Лучшие компьютеры только приближаются к мастерству ведущих хирургов. Дед отказался от больниц и начал делать научную карьеру.