– Ты женат? – спросил Морган.

– Нет.

– У тебя есть любимая женщина?

– Я люблю многих женщин.

– Значит, нет, ибо тот, кто говорит, что любит многих, не любит никого, – констатировал Морган. – Есть родственники в твоем мире, которые целиком зависят от тебя?

– Нет, – сказал я. – Простите, что я вас перебью, но не пытаетесь ли вы столь вычурным образом намекнуть мне, что для вас было бы нежелательно, если бы у меня были крепкие связи с миром, из которого я пришел, и не означает ли ваш намек то, что я вряд ли смогу вернуться обратно?

Сегодня ночью, утомленный дневными приключениями, я задавался этим вопросом все те пять минут, что ворочался перед сном. Было ли на Земле что-нибудь, что бы меня особо цепляло, задевало за живое, звало назад?

Близких родственников у меня не было, особо любимых женщин тоже, не было даже постоянной подруги. Друзья? Если их можно назвать друзьями. Приятелей было хоть отбавляй, собутыльников до черта, шапочных знакомых – почти пол-Москвы, деловых партнеров примерно столько же. Но друзьями они мне не были. В нашей стране бытует мнение, что надо либо заводить друзей, либо заниматься бизнесом и зарабатывать деньги. Совмещать эти занятия никак нельзя, потому что затронутые деловые интересы превращают старых друзей в заклятых врагов, а враги, которые раньше были друзьями, опаснее вдвойне.

Оставалась еще работа. В работе я был успешен и отдавал себе отчет в том, что, оставшись без моего чуткого руководства, компания развалится на несколько мелких уже через год. Но моя работа меня не вставляла. Она приносила деньги, однако вряд ли была тем, чем я хотел бы заниматься всю свою жизнь.

Так что же, получается, что ровным счетом ничего не держало меня на Земле? Были, без спору, вещи, приятные для тела и души, хорошие книги, изысканные вина, сауны, красивые женщины и быстрые машины. Но все это, за исключением машин, пожалуй, можно найти и здесь, а четырехколесного коня вполне заменит конь о четырех ногах.

В глубине души я уже почти смирился с тем, что останусь здесь навсегда.

– Я не знаю, – честно признал Морган. – Существует множество порталов, позволяющих перемещаться по нашему миру из одного его конца в другой, но за всю свою жизнь, а она уже достаточно долгая, я в первый раз столкнулся с Вратами, ведущими в другой мир. И я не знаю, откроются ли они еще раз, чтобы вернуть тебя, ибо мудрость моя не безгранична. Я не вижу будущего. Я не знаю, добьемся ли мы успеха или мир падет под натиском Хаоса и все, что мы знаем, будет уничтожено. Я не знаю, что произойдет с тобой, когда ты поразишь Темного Властелина. Возможно, ты вернешься в свой мир, возможно, навсегда останешься в нашем, возможно, произойдет что-то, чего сейчас мы не можем даже вообразить.

– Вы – самый правдивый маг из всех, что встречал я за свою не столь долгую жизнь, – сказал я, не став упоминать, что он также еще и единственный.

– Я принимаю похвалу, – сказал Морган. – Хотя и не заслуживаю ее. Теперь слушай, есть еще две вещи, о которых я хотел тебе рассказать. Во-первых, не печалься о Гармоне.

– Я…

– Не перебивай. Ты чувствуешь себя виновным в его гибели, я вижу это так же ясно, как и то, что сейчас светит солнце. Но послушай меня. Он сделал для тебя то, что ты сделал для настоятеля монастыря, причем в твоем поступке было больше отваги. Ты выводил из-под удара престарелого и незнакомого тебе человека, а Гармон спасал нашу единственную надежду на завтрашний день. Бард сделал то, что сделал бы любой из нас, оказавшись на его месте, – спас тебе жизнь. Я, или сэр Реджи, или кто-то еще, возможно, смогли бы сделать это, не отдавая взамен своей, но Гармон не был воином. Он сделал то, что должен был сделать, и сделал это, как умел. Не печалься о нем, без тебя его жизнь все равно не имела бы смысла.