«Тили-тили-тесто, жених и невеста!» – кричал им вслед «братик Чезаре», по чьей вине она как раз и оказалась в фонтане.

Юноша отвел бамбину домой, и с тех пор они не разлучались.

– Паолино, – со смехом говаривал старый ювелир сыну, – ты самый везучий рыбак на всем лигурийском побережье! поверь мне, малыш! Поймать такую рыбку, такую… сардинку и где?! в городском фонтане! Ты рожден под хорошей звездой!..

Но старик умер, «сардинка» же повзрослела, утратила незаметно ломкую прелесть подростка и в одночасье расцвела в очаровательную девушку, которая уже не краснела, когда слышала вслед: невеста нашего… ээ… нашего… как его…

– Паолино, – подсказала Лея.

– Спасибо, добрая девушка. Конечно, Паолино. Так вот, однажды под вечер, – тут Трамонтано сделал страшные глаза, – резко звякнул колоколец двери, и в лавку, где молодой человек разбирал полученные для продажи головки святых угодников и мадонн, вошла пара: порядком расплывшаяся дуэнья в черной мантилье и молодая дама… девушка… девица с шальными глазами на изумительно чистом фарфоровом личике.

Чудная кожа, совершенно неземная… без единого пятнышка пигментации.

Трамонтано смежил глаза, словно преследуя ускользающий образ, горестно вздохнул и продолжал, но уже чужим, незнакомым голосом, начисто лишенным былой чистоты и звучности, глуховатым тенорком немолодого, не совсем здорового человека, утомленного неустроенностью и хлопотами долгого пути.

Лицо благородного господина посерело и осунулось, породистый нос заострился, жесткая складка легла у рта, речь потеряла непринужденную легкость, но послышался в ней отчетливый и точный ритм печатного слова.

Было похоже, что пожилой профессор читает по памяти фрагменты средневековой легенды, – язык затейлив, сюжет непрост, но пожилой господин не сдается, хотя и прикрыл от напряжения глаза.

– …Черная дуэнья заговорила, и все стало ясно… и все перепуталось.

приехали погостить… морской воздух…

недели на две…

не меньше месяца… последняя надежда…

Лигурия!.. Благословенная Лигурия!

террасные парки… очарованы… восторг…

не раньше, чем через полгода.

Она говорила без умолку – огромная говорящая птица: черная сова.

Двигались полупрозрачные пальчики, разбирая рубины и сердолики, но не на них смотрела замкнувшаяся в своем упорном молчании прекрасноликая воспитанница: взгляд ее крапчатых широко открытых глаз – немигающий и престранный взор – был неотрывно устремлен на молодого хозяина, даже тогда, когда из груды украшений она взяла наобум алмазную лилию, горящую голубым холодным огнем – ненужную свою покупку.

– Vаlе! – плоским, лишенным обертонов голосом попрощалась девушка и, прихрамывая на правую ногу, первой вышла из лавки.

Черная птица встрепенулась, заклекотала неразборчиво и шумно, взмахнула тяжелыми крыльями и вылетела в дверь.

– Vаlе… – повторил Паоло, оставшись один, и неизвестно откуда взявшееся эхо пропело комариным, лишенным обертонов голоском, высоко-высоко, в самом зените: – «Vаlе…»

Комариная песенка оказалась необычайно живучей. Звон под потолком стал исчезающе тонок лишь под вечер следующего дня, но тут же звякнул колоколец двери.

– От вашей лилии все в восторге! – немедленно затараторила сова. – Сколько вкуса, сколько тонкого смысла, изящества!.. Сколько… Такой молодой синьор и уже большой художник, – настоящий мастер!..

…чудная, несравненная, благословенная!..

лестное знакомство…

…Пусть молодой синьор простит восторги путешественниц, – ему, рожденному в Лигурии, вдыхающему ароматы террасных садов с самого детства, может показаться смешным наше неподдельное…

впрочем, впрочем, впрочем…