Мы одни на скамейке вдвоём?

А.А. Фет

День клонился к исходу, а низкое оплавленное солнце всё ещё жгло; и валуны, и деревянные мосточки, и земля, плохо прикрытая выгоревшей травой, да и сама трава, пылившая и хрустевшая под ногой,– всё пылало зноем.

Испепеляющий зной стоял в 1972 году в Поное, небо было раскаленным.        Сквозь него, однако, беспрепятственно проникали жгучие солнечные лучи.       Пришёл нескончаемо длинный день.

Солнце каталось теперь над Поноем       утром, вечером, ночью. Даже небо выгорело от его света. Синева, что была по       весне, слиняла. Звёзды выцвели и исчезли, а луна когда и показывалась, то тоже белесой была: вот-вот совсем растворится на светлом небе. А земля прогрелась       в округе и распахнулась: на вараках в тени кустов, на полянах в травяной       поросли зацветали ягодники.

Петров день благодатный выдался. Солнце светит, тепло. На небе ни тучки. А тихо – травинка не шелохнётся. Не часто бывают в Поное такие дни. Петров день всегда приходит с большими водами. Вот и в этот год были приливные воды       большие.

Солнце поднялось уже высоко, зной съедал голубизну неба, оно становилось белесо-мутным. Жар волнами наплывал сверху, приглушая все звуки, кроме       негромких всплесков волн, облизывающих горячие камни – голыши. На эти       мокрые валуны почему-то беспрерывно садились бабочки-капустницы, пошевеливая белыми усами до того мгновения, пока не накатывалась очередная волна.

У причала, где обычно останавливались доры и баржи, уже несколько       минут плавали у дор и барж, хохоча и дурачась, вздымая радуги водяных брызг,       мальчишки. Прыгали с кают барж, слава богу, вода ожила и подходила уже до полной. Июль не принёс ожидаемого дождя, в Поное стояла сушь, такая, что и старики не упомнят. Жухли от солнца трава, деревья, не было совсем ветра. На колхозных полях капуста и репа сулили неурожай, не росли по буграм и в       тундре грибы. А солнце каталось по небосводу не заходя, старательно и       нещадно сушило землю.

Лишь после полудня побрызгал немного сиротский дождик- и снова в небе ни       облачка. Да, сорнякам июньские и июльские суховеи были нипочём, даже в       благодать,особенно свирепствовала сурепка, к июлю она буйно расцвела, иные овсяные полосы совершенно закрыла жёлтым своим огнём,– точно расплавленное солнце растекалось по земле в разные стороны. Хотя утро       разгорелось росное, парное. Грозивший ночью дождь так и не пошёл, начавшийся было ветер утих, вместе с проблесками нового дня откуда-то       накатился не по – утреннему тёплый воздух, листья и трава вспотели, на низких местах закурились туманы, задышала река. По вечерам солнце, большое и       багровое, медленно тонуло в мути, утрами, такое же распухшее и красное, поднималось из-за гор, равнодушно совершало над Поноем свой извечный круг и снова садилось, окутанное всё той же зловещей дымкой. Одна вскоре оно всё       же поутомилось. Теперь поднималось уже не так высоко, как раньше, тепло и       свет его поубавилось; когда подходило к северу, опускалось каждый раз ниже, а       потом и прятаться за горизонт стало. В эти часы приходила спасительная       прохлада. Но ночи светлыми оставались в лёгких сумерках, и улицу видно сквозь. После парной духоты дня понойчане как ожили. В домах – открытые       настежь окна. Посреди улицы, на лужайке молодёжь и женатые мужики играют       в лапту. На улице разгорячённые голоса, смех.

Подошёл конец августа, и в       солнце не стало уже силы, а жара была только видимостью жары.       Присутствовало во всей природе что-то лихорадочное, что-то горькое и тайное,       торопливое, как в бабьем лете, хоть и далеко было до него. Ночи стояли уже туманные, холодные, росистые. Луна над рекой и туманом всходила близкая и       красная. Но лето держалось, держалось пыльно и пекло, пока наконец вчера не       прошёл обильный дождь с градом, после которого сразу придвинулась осень,       объявились вдруг первые жёлтые листья, красно-коричневые загорелись       дороги, заросшие подорожником.