Помолчали. Разлили остаток водки по стаканам.

Один из присутствующих. Желаем вам, Виктор Петрович, здоровья, успехов в вашем деле, чтобы у вас все росло и цвело и урожаи были выше крыши.

Сдержанно посмеялись, чокнулись.

Воронин. Подождите меня выпроваживать. Говорил же вам, приеду – прощальный банкет устрою.

Все как-то разом засобирались.

Присутствующие (вразнобой).

Мне в магазин надо.

Меня жена ждет.

За ребенком в детсад, опаздывать нельзя.

В командировку собираться надо.

Все по одному уходят. Остался один Винокуров. Собирает посуду, остатки еды.

Винокуров. Послушайте, Виктор Петрович, а зачем вам грузовик? Что вы с ним делать-то будете, он же работать должен?

Воронин. Ох, Винокуров, пристал ты ко мне сегодня. Да будет он работать. Права у меня профессиональные. Езжу, ты знаешь, неплохо. А что делать машине? Да на селе ей работы невпроворот – возить сено, дрова, стройматериалы. (С раздражением.) Понятно?

Винокуров (усмехнулся). Понятно, Виктор Петрович (подал руку Воронину).

Воронин (пожал ее, задержал в своей руке). Обиделся что ли?

Винокуров. Да нет, не обиделся. Глупость делаете, Виктор Петрович, ошибаетесь.

Воронин. А, ладно, хватит мне настроение портить, и без тебя тошно.

Винокуров уходит. Воронин сел за стол, обхватил голову руками. Задумался.

Рубленый, слегка покосившийся дом в деревне, старый яблоневый сад. Штабель досок, кучка уложенного кирпича, забор – жерди по столбам из металлических труб. Под навесом стоит ЗИЛ-130. Лето, окна в доме открыты, слышно, как работает телевизор. Его перекрывает крик Воронина, хорошо слышимый из окна.

Воронин. Что ты болтаешь? Ты же все врешь! Рябов, замдиректора техникума, – заместитель председателя правительства?! Да вы что – охренели? Норильск приватизировать?! И Потанин, какой-то сопляк, комсомолец, – его хозяин! Да вы знаете хоть, как строили этот комбинат?

На крыльцо выскакивает Воронин, всклокоченные волосы, злой.

Таисия. Витя, ты подумай, ну зачем ты шумишь на телевизор-то? Толку что от этого? Они ведь тебя не слышат!

Воронин (успокаиваясь, буркнул). Разряжаюсь!

Сели у крыльца на скамейку.

Воронин (уже спокойно). Ты права – ничего ведь не сделаешь! А что вытворяют – невозможно терпеть. И в газетах – одно вранье. Вот в городе вчера купил «Аргументы и факты». Какой-то сопляк пишет о железной дороге от Салехарда до Игарки. И почти все врет. Бывал я там, все видел своими глазами. Так вот, этот обормот пишет, что длина ее восемьсот километров, на самом деле – тысяча триста. Сделали ее, дескать, наполовину – и бросили. И опять врет – готовность ее была больше восьмидесяти процентов. И еще сочиняет, что эта дорога – сумасбродство Сталина. Ничего не соображает: да эта дорога нужнее БАМа!

Таисия. Витюша, успокойся. Прав ты, наверное. Не волнуйся, опять сердце прихватит.

Воронин. Да я спокоен. Славе вчера позвонил. Вот техника стала: набрал номер по мобильному, и пожалуйста – отвечает. Узнал меня по голосу.

Таисия. Это молодой парень, корреспондент, что ли?

Воронин. Уже не молодой. Стал спецкором «Известий» – серьезный человек. Учил я его когда-то. Много он со мной по стране поездил. В промышленности, строительстве совсем не разбирался – вот я его натаскивал. Говорю ему про эту статью, думал, как раньше, расскажу ему, а он уже эту тему раскрутит. И что ты думаешь, он мне ответил?

Таисия. Не знаю.

Воронин. Сказал, напиши статью, что-то вроде опровержения. Я, говорит, точно ее опубликую.

Таисия. Прав он, наверное.

Воронин. И ты туда же. Да буду я со всякими обормотами пикироваться! Пошли они все подальше! Так ему и выложил.